Гремучий ручей. Татьяна Корсакова

заре в дверь снова постучали. Зося стояла на пороге, пошатывалась из стороны в сторону, куталась в куцый полушубок, подарок любимого супруга.

      – А Митенька ж так и не пришел, тетя Оля, – сказала она шепотом. – Я весь день и всю ночь прождала, а он не пришел. Это что ж мне тепереча делать, тетя Оля? Это ж мне тепереча, наверное, надо в город идти к дружку евонному. А я дружка-то адресок позабыла… Мне Митенька говорил, а у меня ж память дырявая. Вот у Гринечки моего память была – страницу в книжке прочитает, а потом слово в слово повторит. А у меня дырявая… Так что мне делать-то, тетя Оля?..

      Ольга вздохнула, положила обе ладони Зосе на плечи, сказала ласково:

      – А посмотри-ка на меня, Зосенька. Я тебе сейчас расскажу, как нужно поступить…

      Теперь у Ольги получалось почти сразу и почти без головной боли. Ей теперь, кажется, и петелька была не нужна, как-то само собой выходило.

      – Уехал твой Митька в город к дружку. На неделю уехал, а потом непременно вернется. Ты панику не поднимай, ожидай сыночка спокойно. А если кто-то спросит, где Митька, так и говори – уехал в город, скоро вернется. Понимаешь ты меня, Зося?

      – Понимаю, тетя Оля. – Она моргнула, улыбнулась с облегчением. – А я ж ему, оглоеду, сколько раз говорила, чтобы дома сидел! А он все в город рвался! Медом ему там, что ли, намазано?

      – Так дело молодое, Зося. Ты и сама такой была, вспомни.

      Зося вспоминала, морщила лоб и светлела лицом, вспоминая.

      Ольга не знала, правильно ли поступает, внушая бедной женщине такие мысли. Но помочь чем-то другим она пока не могла, подарить Зосе она могла лишь спокойствие. А там, глядишь, и Митька объявится. А самой ей сейчас нужно думать о другом, нужно принять решение, от которого, возможно, будет зависеть не только их с Танюшкой жизни, но и жизни многих других людей.

      К оговоренному месту она пришла заранее, но Ефим уже ждал ее в своем грузовике.

      – Доброе утро, Ольга Владимировна! – поздоровался он, распахивая перед ней дверцу. – Вид у него был смурной, даже, кажется, немного растерянный, но спрашивать, что случилось, она не стала. Захочет, сам расскажет.

      Вместо того чтобы рассказывать, Ефим спросил:

      – Как вам первый день в усадьбе?

      Простой, ни к чему особо не обязывающий вопрос, а на душе вдруг стало тревожно.

      – Много работы, – сказала Ольга, глядя в сумрачную муть перед собой. – Много работы, мало рук.

      – Будут руки. – Ефим бросил на нее быстрый взгляд. – Везу вам помощников.

      – Везете? – не поняла она.

      – В кузове. Для вас – кабина, для них, стало быть, кузов.

      – Кто они? – Ольга и сама не заметила, как перешла на шепот.

      – Молодежь… Две девчонки, три мальчонки.

      – Совсем молодые? – Ей сделалось не по себе. Не место молодым ребятам в Гремучем ручье, рядом с фон Клейстом и старой каргой, рядом с этой собачьей сворой. Там людям вообще не место.

      – Годков по пятнадцать-семнадцать. Я приехал за провиантом, а они уже во дворе. Стоят, меня дожидаются. А комендант говорит –