Торфъ. Петр Борисович Гришин

Можно конечно лапника вон набрать али ягод твоих сушёных, да только ты такой пирог есть не станешь, обплюёшся весь! – Налив в кружки заварки, Марфа долила сверху кипятка, и обтерев со стола, пригласительно махнула Фёдору рукой. – Так и будешь там стоять, словно каланча? Присаживайся. Сахера нет. Ложка вот! А пирог шиш – на день рождение знамо теперь пойдёт! Сейчас не проси....

      – Да не голоден я, потерплю! – Улыбнувшись, Фёдор Иннокентьевич, быстро уселся за стол и обжигая пальцы, придвинул к себе алюминиевую кружку с ароматным чаем.

      – Кто ещё на День рождение пожалует? Кстати, как там Маша Нинкина? Не заходил к ним ещё?

      – Не заходил… думаешь стоит? Порфирий Александрович недавниче сказал мне, что пока ещё не поправилась Машенька…

      – Много твой Порфирий Александрович в этом понимает. Сколько ему стукнуло? Или это снова лишь повод? Самогонки поди опять наварил?

      – Наварил!

      – Ты чего смурной такой? – Марфа Ильинична прищурилась, глянув на Фёдора Иннокентьевича словно королевская кобра на затихшую в испуге мышь. Ну-ка живо, выкладывай!

      – Эээ.... да я это.... стих вот тебе написал.... да замялся что-то на пороге.... момент упустил…

      – Хм стих? Ну давай, стих это прям романтишно! – Марфа Ильинична делано постучала кончиками пальцев по щекам, словно прогоняя выступивший румянец, и расширив глаза, томно глянула на застывшего Фёдора Иннокентьевича. – Нуссс? Начинайте… Дама с трепетом ждёт!

          Прокашлявшись, Фёдор Иннокентьевич поднялся со стула, и приложив правую руку к груди, стал с чувством декламировать.

      – Весна, весна к вам в дом стучится

      – Спеши скорее открывать

      – Уж солнце спать поздней ложится

      – В свою небесную кровать

      – И тает снег, все зеленеет

      – Гремит на речке ледокол

      – Закат не холодит, а греет

      – И первоцвет кругом расцвёл

      – Весна она дивна и статна!

      – Румяна, искренна, добра

      – Как Марфа, молода и ладна

      – Любима, весела, стройна

         Фёдор Иннокентьевич зарделся от смущения, а Марфа Ильинична громко выкрикнув «Браво», весело  захлопала в ладошки.

      – Ой ты боженьки! Ой вы льстец! Но как же приятно Фёдор Иннокентьевич, родненький, дайте я вас скорее в щёчку чмокну....

        Притянув к себе бардового словно варёный рак Фёдора Иннокентьевича, Марфа Ильинична громогласно чмокнула его в небритую щеку и сама зардевшись от таких милостей, плюхнулась обратно на стул.

      – Расчувствовал, ох и расчувствовал ! Умеешь ты к празднику подготовить.... теперь и выпить охота! Эх.... – Сделав робкий глоток ещё не остывшего чая, Марфа Ильинична бросила взгляд в оконце. Темнеть ещё не начинало, да собственно и рано для темноты было, к полдню поди только – только подобрались. – В пять говоришь?

      – В пять…

      – Хорошо… приду! Да и как тут не прийти… все же друг родной…

         Допив чай, Фёдор Иннокентьевич заизвинялся, засобирался,