Торфъ. Петр Борисович Гришин

Александрович только в этом году. Такое заявление явно намекало на то, что многоуважаемому Порфирию Александровичу срочно требуются дегустаторы его свежесваренного самогона. А если судить по жару и сильному запаху сивухи в его доме, нагнал он этого самогону изрядно. И где только он берет для  всего этого ингредиенты шельмец. Не из еловых шишек же он его варит.

      – Не знаю я этих тонкостей! А вот то что родился в субботу –  то Факт!

        Опосля такого ответа, спрашивать про число и год у Порфирия Александровича было бессмысленно, как в принципе и спорить с ним. Что ж, суббота, так суббота. Хороший день, солнечный. Отчего же не спраздновать. Тем паче самогон у Порфирия Александровича всегда был превосходный. Прозрачный, как утренняя роса, с тонким привкусом чабреца, кедровых орешков и маслянистым послевкусием торфяного дыма. Голова от него по утру не болела, пился легко, да споро, а уж какие разговоры под него выходили – крайне интересные, весёлые, содержательные.

      – Ну что же, смею тогда искренне поздравить вас, многоуважаемый Порфирий Александрович! Долголетия, трезвости ума, да здоровья богатырского вам и чтобы ни шишки, как говорится, ни иголки на дороге вашей жизненной не попадались…

          Порфирий Александрович аж засветился от удовольствия, и дюже растрогавшись, выдавил из мутноватых глаз скупую слезу.

      – Ох спасибо тебе Фёдор Иннокентьевич, умеешь ты уважить! Коротко, да ёмко! Душевно! Хэх, мне бы так… хотя про шишки ты зазря, самовар то чем заряжать будем? Без шишек то, как? Щепой одной его пузатое брюхо не прокормить…

        Затушив о дуло ружья самокрутку, Порфирий Александрович убрал её остатки в портсигар, и смахнув ещё одну набежавшую слезинку, споро двинулся дальше.

           После вскрывшихся обстоятельств следовало спешить, дел то теперь сколько! День рождение как-никак. Под него и стол накрыть надобно. Да такой, что бы перед гостями дорогими стыдно не было. А к столу что? Правильно! Напитки и угощения. Выпивка уже имелась, теперь следовало позаботиться и о хорошей закуске. Именно поэтому они и спешили проверить поставленные загодя силки. Ох и хитрец все-таки Порфирий Александрович, все рассчитал шельмец, все подгадал. Фёдор Иннокентьевич усмехнулся, теперь и вправду интересно, кто попался в силки и попался ли вообще. Будет великолепно если попался глухарь или куропатка, но сойдёт и заяц. Лучше конечно  птица – с нем возни всяко меньше будет, чем с жилистым зайцем. Того мариновать нужно, вымачивать, а потом долго и нудно томить в котелке. Одним словом – морока, не любил  Фёдор Иннокентьевич  зайца, зубов ведь все меньше и меньше к старости остаётся, пока разжуёшь жестковатое мясцо, перемалывая остатками зубов  жилы да волокна и кушать перехочется.

         Дойдя до силков, Фёдор Иннокентьевич облегчённо вздохнул. Куропатка, и не одна! Добрая закуска выйдет! Заяц тоже присутствовал, но им уже успел кто-то слегка отобедать. Порфирий Александрович критично осмотрел косого, держа того за уши. Затем сплюнул, и опустив тушку на снег, проворчал.

      – Солонгой