Торфъ. Петр Борисович Гришин

бледно голубым якорем и нервно заржал....

      – Её больше нет!!! И это не смешно!!! Это трагедия! Катастрофа!!! Absturz!!! ( Крах! Немецкий)

        Выпустив из рук лацкан Фёдоровской телогрейки, Владлен Аристархович стал размахивать руками словно дирижёр перед симфоническим оркестром, причём он хронически забывал про первые скрипки и то что в его оркестре имеются арфа и рояль. Это объяснялось довольно просто, в юности Владлен Аристархович работал на пилораме, и как и у всякого уважающего себя пилорамщика у него не хватало нескольких пальцев, на левой руке не хватало части мизинца, а вот на правой ноге имелся в наличии лишь большой и часть соседствующего с ним пальца. Как так могло получиться – спросите вы, а вот так – ответит вам любой бывалый пилорамщик. Как любил говаривать сам Владлен Аристархович – пилорама наградила его хромотой, но в награду за эти лишения вылепила, а точнее сказать, выпилила ему идеальную форму руки, которую вообще можно было себе представить для того что бы держать стакан и разливать!

        В чем-то он конечно был прав, но судя по валявшимся в углу стеклянным останкам, не совсем.

      – Как же вы так умудрились Владлен Аристархович?! Это просто мистика какая-то! При вашей то хваткости ?!

      – А вот так! – Владлен Аристархович практически плакал. – Я её наклоняю, а она знаешь, так деликатно, словно Чешский  хрусталь.... дзинь! И все! – Владлен Аристархович утёр выступившую слезу. – Ладно бы в поднос! Я бы марлечкой, аккуратненько все просеял, промыл! А нет! Хрясь все на пол! И тю-тю! Fluch!!! ( Проклятье – по-немецки)

        Зарыдав во весь голос, Владлен Аристархович плюхнулся на пол, и обхватил лицо руками. Тяжело вздохнув, Фёдор Иннокентьевич расстегнул ворот телогрейки что бы не спариться и уселся подле рыдающего страдальца.

      – Много там было?

      – Много! Литру два! Семьдесят градусов, Федя! Не туфта какая-то из под крана, а настоящий, чистый, тот что всю правду из тебя вытянет, да душу в бараний рог свернёт! Слышишь?

      – Слышу, слышу, ты только на ухо мне не ори, я ж не глухой чай ещё! Давай осколочки подберём, а то наступишь ещё ненароком, лечи тебя потом!

      – Да брось, потом сам голяком ( Веник по-флотски ) замету их! Эх-хе-хе.... Не жалости в тебе, ни сострадания Фёдор Иннокентьевич!

      – А что мне сострадать? Потерянного не вернуть, а вот как восполнить, это мне ведомо!

        Глаза Владлена Аристарховича враз разгорелись ярким огнём в мгновение ока высушившим в них слезы горя. Морщинки вокруг глаз медленно расправились, превращая Владлена Аристарховича в наивного мальчишку, которому родители пообещали подарить собаку.

      – Ты Фёдор Иннокентьевич в волшебники заделался? Али шутить над стариком удумал?

      – Что вы Владлен Аристархович! Над таким горем шутить грешно! А вот помочь, всяко дело праведное! – Притянув Владлена Аристарховича к себе, Фёдор Иннокентьевич зашептал тому на ухо горячим шёпотом. – У Порфирия Александровича сегодня день рождение значится! Со всеми вытекающими! Понимаете о чем я?! Вот, вот! Так что, думаю сумеем договориться с именинником и поправить