Искушение. Максим Анатольевич

же, на его месте стоял матрос срочной службы, а никакой не ребенок.

             Вадим выругался про себя и пошел в гальюн. Причем именно пошел, а не побежал, как делал это все четыре месяца до первого, со дня своего призыва, Приказа.

             Два раза в год Министр обороны подписывал так называемый Приказ о начале нового призыва в Вооруженные силы. Традиционно это происходило в марте и сентябре – и именно эти даты венчали собою этапы службы любого срочника: «начался следующий призыв, и я уже не самый молодой». Способов «перевода» на следующий этап было придумано немало. Конечно, в уставе про такие способы не говорилось ничего, но они реально существовали и бережно передавались из поколения в поколение. Во всяком случае, в той киевской учебке, где служил Ковалев. Самым же замечательным было то, что никто из курсантов не считал подобную процедуру чем-то незаконным и унизительным. Напротив, этого момента все ждали с радостью и нетерпением. Свое право передвигаться пешком Вадим заработал, как и его товарищи – переводом в «караси». Как нетрудно догадаться, карась – это матрос, дождавшийся своего первого Приказа, то есть формально прослуживший полгода. А переводят в эту категорию так: курсант заходит в помещение, сжимает зубами свернутое в трубку полотенце, опускает до колен кальсоны и, опираясь руками о стол, «читает» лежащую перед глазами газету с тем самым Приказом. В это время два годка, добросовестно размахиваясь, попеременно бьют его бляхой матросского ремня, шесть раз ниже спины. Помимо прочих «прелестей», сразу после перевода, карась получает право сменить неудобные кальсоны на вполне комфортные синие ситцевые трусы. Кстати, в «борзые караси» переводят спустя еще полгода посредством нанесения таким же образом двенадцати ударов. Еще через шесть месяцев с кандидатов в «полторашники» снимают «борзую рыбью чешую» пластмассовой мыльницей, «подгодков» бьют по заднице ниткой через подушку, а в годки никак не переводят. Некому.

             В гальюне Вадим без опаски закурил взятую у дневального сигарету и посмотрел в раскрытое окно на звездное киевское небо. Густую и теплую тьму поздней июньской ночи приятно дополняли звуки набегающей на пирс волны. Шум листвы каштанов сливался с запахом Днепра и светом прогулочных катеров – вся эта волшебная смесь нестерпимо манила в гражданскую жизнь. А до этой жизни было далеко, адски далеко.

             IX

      – Рота, подъем!

             Это незатейливое словосочетание запоминается на всю жизнь. Любой, прошедший службу, знает, о чем речь. Нюансы, конечно, бывают: можно служить в штабе, можно оказаться командированным на склад с продуктами, можно лежать в госпитале. Еще реже встречаются случаи, когда командир и его подчиненный оказываются какими-то очень дальними родственниками или очень близкими земляками (тогда служба превращается в нечто особое и проходит, как правило, за пределами части). Однако Вадим служил совершенно без нюансов.

             После команды сто двадцать человек слились в единый отлаженный механизм, результатом трехминутного