Роуд-муви. Гольцов Евгений Александрович

потребуются кардинальные реформы. Объясняю для порядка: мне ясно как белый день, что заполучи ты мое дело в свои белые ручки – оно тут же пойдет с молотка. Весь труд моей жизни.

      – И что ты собираешься сделать?

      – Оставить тебя с голой задницей, сынок.

      – Как интересно.

      – Больше ты не получишь от меня ни гроша.

      – Мне бы не хотелось показаться мелочным, – Никита растерянно пытался

      подобрать слова, – но куда ты хочешь девать свое добро?

      – Отдам в достойные руки. Мне больно оставить этот мир с мыслью о том, что те

      блага, которые я нажил непосильным трудом, еще больше развратят тебя и станут причиной для чего-то постыдного, что покроет позором мое имя.

      Стеклов-младший закатил глаза:

      – Ты всегда любил драматизировать, разве я виноват, что не соответствую твоим фантазиям о наследнике твоих непосильных дел?

      – А ты всегда страдал недостатком воображения, иначе ты сейчас беспокоился о будущем больше меня.

      – Чего ты хочешь от меня? Чтобы я плакал и умолял тебя не бросать свое чадо на произвол судьбы?

      – Я даже не уверен, способен ли ты на подобные эмоции.

      – Тогда почему я должен это выслушивать?

      – Потому что я все еще содержу тебя.

      – Ну, хорошо, продолжай, наслаждайся своей властью, ты же так это любишь.

      Отец ударил кулаком по столу, после чего в кабинете повисла напряженная пауза. Послышался стук, а затем в проеме полуоткрытой двери появилась голова испуганной секретарши:

      – Вы звали, Николай Алексеевич?

      – Нет.

      Голова тут же исчезла за бесшумно закрытой дверью. Издатель, Николай Алексеевич Стеклов, медленно прохаживался вдоль окна, сжав губы, с несколько капризным выражением лица.

      – Роман, значит, пишешь? Знаешь, я, конечно, разочарован тобой, но если ты порадуешь меня достойной книгой или сценарием, я пересмотрю свои планы относительно тебя; и ты, если конечно, будешь держать себя в руках, не закончишь жизнь сторожем детского сада.

      Стеклов-младший недоверчиво взглянул на отца.

      – Да-да, ты не ослышался, я готов сыграть с тобой в эту игру. Ты напишешь роман – настоящий, талантливый. Как ни крути, а все же поступок – это не деньги из сейфа таскать.

      – А если я откажусь играть в твои игры?

      – Код от сейфа уже изменился, теперь его знаю только я, и так будет со всякой вещью, с которой ты соприкасался.

      – Отрицательная мотивация – не лучшая штука для вдохновения; тебе сотрудников мало для экспериментов над людьми?

      – Если ты понимаешь, как работает дубинка, не стоит думать, что на тебя не подействует ее удар.

      Никита развел руками и покачал головой, что означало: «не поспоришь».

      – Я имею основания полагать: если данные генетики верны и половина генов досталась от меня, а не все от матери, то возможно там, под ленью и распущенностью имеется какой-то потенциал. В противном случае, я не стал бы тебя мучить, принуждая заниматься полезной деятельностью.

      – Судя по твоей гордыне и самовлюбленности, ты не принимал