Папа. Мозаика прямого набора. Данил Александрович Яловой

мною нет того, который я приобрёл три года назад, специально для встречи с её бывшим.

      Этой ночью я так и не смог уснуть: было холодно, жёстко и шумно от бурлящей под самым ухом горной реки. Под утро было ощущение, что меня избили.

      – Лежи пока. Я разведу огонь и позову тебя погреться.

      – Д.-д.-д.-да, д.-д.-да. вай. – выстукивала она зубами. Больше в шутку, кажется, чем действительно от холода.

      Внутренние стенки палатки покрылись огромными каплями конденсата, которые при малейшем движении материи собирались вместе и скатывались ручьями прямо в спальные мешки. Я отвернул подол и оказался снаружи. По телу прошла дрожь, которая со временем только усилилась. До самой первой чашки кофе я так и не смог унять её.

      – Выходи! – позвал я, когда огонь разгорелся.

      – Уже можно?

      – Да, выходи. Здесь тепло!

      – Да? Правда?

      – Да, правда. Честное слово! Тепло!!!

      – Тогда я иду! Там точно тепло?

      – Тут очень тепло! Теплее, чем в моём сердце, когда ты рядом.

      – Ну, тогда мне не страшно, и я выхожу!

      – Выходи.

      – И что? Так каждую ночь будет, да? – спросила она, дрожа, судорожно протягивая раскрытые ладони к пламени.

      – Ага.

      – У. у. у. ууу…

      – Ничего, сейчас согреешься.

      Она вертелась у огня до самого завтрака, поворачиваясь к нему то спиной, то лицом. Мне было уже совсем жарко. Узнав, что загар в горах проявляется скорее, она скидывала с себя всю свою одежду и загорала прямо в траве – стоило только солнцу подняться немного выше заснеженных вершин.

      – А если кто-нибудь пройдёт или проедет? – смеялся я, глядя на бесстыжую.

      – Я с мужем.

      К концу следующего дня кожа моего лица стала красной. Борода слежалась на одну сторону – я не мыл её с приезда. Спал на боку лицом к ней.

      – А знаешь, тут водится форель, – сказал я на второе утро, когда мы вместе умывались в ледяной воде.

      – Ты серьёзно?

      – Ты её ела вчера.

      – Я не знала, что она из речки.

      – Жалко, что мы не взяли с собой удочки. Я бы с удовольствием поймал для тебя несколько. Они, правда, не большие. Не такие, как в магазине. Но всё равно.

      – И как они живут?! Течение такое быстрое!

      – Как-то живут… Не знаю.

      Четыре дня и три ночи: один за другим; одна за другой. Хорошо и уютно с ней.

      О нас, о детях, о родителях. О боге.

      Дождь наполнял палатку шумом едва уловимым из-за бурлящей рядом горной реки. Я различил его на четвёртое утро, в день отъезда.

      – Плохо дело. Пора собирать манатки и дёргать отсюда, пока не накрыло.

      – Уже?

      – Да. Дров мало. Только на сегодня. Если начнутся дожди, мы с тобой замёрзнем.

      – Промокнем?

      – Промокнем и замёрзнем.

      – И я буду, как драная кошка?

      – Будешь, как драная кошка, да.

      – Тогда я готова.

      – Соберёшь свой рюкзак? Я за водой.

      – Конечно!

      На Таулу были в одиннадцать. Ближайший рейс до Черкесска через два часа.