Папа. Мозаика прямого набора. Данил Александрович Яловой

время объяснил разницу. Скажем, тебе не нравится мой нос. Утрирую, конечно. У тебя огромное желание набить мне морду. Ну, случается такое: смотришь на человека, и понимаешь, что с удовольствием надрал бы ему задницу. Бесит! Вот околачиваешься ты рядом, намеренно ища со мной конфликта. И тут я нечаянно наступаю тебе на ногу. Естественно, ты поднимаешь шум и, пользуясь случаем, даёшь волю кулакам. Нога – повод, а причина – твоя антипатия.

      – И что?

      – Так вот те две девушки были только поводом, чтобы решиться. Причина была в другом.

      – Слабость к женскому полу?

      – Религия ислам – лёгкая религия. На этом настаивал пророк. Да и сам я нашёл её такой. Среди прочего мне нравилось, что между Аллахом и верующим нет посредников: ты обращаешься к нему напрямую. Здесь огромный потенциал для развития личной ответственности перед богом; в автономии, если угодно.

      – А как же всепрощение Аллаха?

      – Всё, что ни сотворит сын Адама, Всевышний прощает. Кроме многобожия, разумеется. Это привлекает многих. Только нужно выполнить некоторые условия, прежде чем обращаться к Богу с мольбой о опрощении. Первое: искреннее намерение не возвращаться к греху. Как только оно появилось в твоём сердце, – можно приступать к тауба. И это очень правильно, знаешь. Действительно, какая человеку польза от обращения к Богу, если он не поймал сам себя на раскаянии, не пообещал самому себе не возвращаться к содеянному? Вот и я: сделал гадость, и раскаялся. Это случилось в месяц Рамадан.

      – Что за гадость?

      – Все постились, а у меня случилось семяизвержение.

      – Это естественно. Случается. Где тут гадость?

      – Я помог.

      – Дрочил, что ли?

      – Не так, чтобы… там дрочить не надо было. Напряжение было таким сильным… Это было днём. Настолько сильное, что он долгое время не принимал нормальное положение. Я тогда умывался холодной водой, пробовал принять душ, но от этого распалялся ещё сильнее. Мысли путались, я не мог сосредоточиться на молитве. Тогда я силой взял его на изгиб, пытаясь сломать. Только я так и не отпустил его. Сдавил ещё сильнее. И кончил от этого.

      – И ты сказал себе: вот, нагрешил. Да?

      – Да. Было стыдно. Я знал, что это – харам, что мой пост теперь не будет принят Аллахом. По крайней мере, в этот день. И, кажется, ещё в течение следующих. Но я всё равно постился до конца месяца. Правда, тогда меня уже точил червячок: зачем теперь поститься, если Аллах не примет моё поклонение?

      – Нужно было совершить полное омовение и принести покаяние, совершив тауба-намаз. Разве ты так не сказал?

      – Я так и поступил. Только червячок сомнения от этого меньше не стал. Говорю же, с тех пор и до самой весны в Коломенском парке меня мучили сомнения. К тому же я стал возвращаться к этой практике снова и снова. Редко, конечно, – в часы особенного напряжения. И каждый раз заверял себя, что этот – последний. Больше такого не повторится. Тогда я ещё верил себе.

      – Ты серьёзно? Подрочишь и давай молиться?

      – Да.

      – Кому расскажи!

      – Когда я был совсем маленьким,