Папа. Мозаика прямого набора. Данил Александрович Яловой

не к Гризогрудскому? Сразу бы к прокурору и шла бы.

      – Ещё и эта дрянь теперь. Минус три дня из жизни. А… проходите. Гриша! Табурет!

      – Вот.

      – Ответите на вопросы и можете быть свободной. Если потребуется, позовём врача, чтобы осмотрел вас и оказал помощь. Если потребуется.

      – Да бог с вами. Делайте, что хотите.

      – Яловой, почему ещё здесь? Мухой, мухой! Нестер уже там.

      – Михаил уехал с моим чемоданом.

      – А какого!.. простите. Чем ты думал, пока он был здесь? Иди отсюда! Во дворе поскучай, – скоро будут.

      Гранко

      – Деда, расскажи мне сказку.

      – Какую, внучек, сказку тебе рассказать?

      – Про генерала Топтыгина.

      – Мы же вчера с тобой её слушали. Может, что-нибудь другое? Одно и то же не интересно слушать каждый день.

      – Интересно.

      – Выбери другую.

      – Какую?

      – Хорошую. Знаешь, где находится Антарктида?

      – Нет.

      – Тогда укладывайся. Я тебе поведаю. Всё?

      – Да.

      – Выключаю?

      – Расскажешь?

      – Слушай: уж сколько людей попирало землю с тех пор, как те угли остыли, – всех земля приняла без остатка, да ещё и сменила свои полюса. А воды с тех пор утекло!.. – так много, что вновь воротились впалые воды к своим истокам, доказуя постоянство перемен… А ну-ка, Даня, двинься немного. Вот так. Укрылся?

      – Да. А что значит, доказуя?

      – Значит, подтверждая. Слушай дальше, внучек… Табором, у позабытой всеми просёлочной дороги, стояли цыгане. Много их было – не сосчитать.

      – А попирали?

      – Что?

      – Ты сказал, попирали. Что это?

      – Значит, жили. Ходили то есть. Не перебивай. Или слушай, или давай ложиться спать – поздно уже.

      – Я буду слушать, дедушка.

      – С наступлением первых заморозков табор снялся с места и рома двинулись на юг, чтобы перезимовать где-нибудь в ногайских степях. Конечно, тогда и ногайцев-то и не было, но сегодня доподлинно известно: те земли, куда направились рома, ныне уж принадлежат им. Только и остались от кочующих на прежнем месте, что смятая половищами шатров жёлтая трава да истлевающие уголья кострищ.

      – А ногайские степи – это наша земля, я знаю. Да, дедушка?

      – Да. Ныне край Ставропольский, ранее – Ногайские степи. Оттого, значит, что обитал тут ногайский народ.

      – А что стало потом?

      – А потом… потом цыгане ушли, оставив догорать костёр. Разжёг его ещё по весне Гранко, – первый среди цыган балагур и зачинщик; всяк его кулак понюхал, никто совладать не мог. Ни на миг не стихало пламя, обогревая людей, отгоняя хищников и освещая лица в округе. Много вкусного было приготовлено над тем очагом, много былей, и ещё больше небылиц, сказано, о многом было переговорено и порешено на собраниях у того огня, и он – он впитал в себя всё, зажил своею жизнью. Прошли первые осенние дожди. Ближе к ноябрю по ночам стало подмораживать, и травинки по утрам одевались в серебро. Вот тогда-то цыгане свернулись и ранним утром разменяли свою первую сотню дней пути. Много предстояло