Сладость на корочке пирога. Алан Брэдли

небрежно, но я знала, что это не так.

      – Нет, на самом деле нет, нет, – ответил отец. – К чему вы клоните?

      Инспектор Хьюитт постучал ручкой по кончику носа, как будто собирался выносить вопрос на рассмотрение в парламент.

      – Вы кого-нибудь видели?

      – Нет, – сказал отец, – разумеется, нет. Ни одной живой души.

      Инспектор Хьюитт оставил нос в покое, чтобы сделать заметку.

      – Никого?

      – Нет.

      Как будто зная все наперед, инспектор издал легкий грустный вздох. С разочарованным видом он сунул записную книжку во внутренний карман.

      – Один последний вопрос, полковник, если не возражаете, – внезапно сказал он, как будто ему что-то только что пришло в голову. – Что вы делали в каретном сарае?

      Взгляд отца оторвался от окна, и его челюсти сжались. Потом он повернулся и посмотрел инспектору прямо в глаза.

      – Я не готов ответить на этот вопрос, инспектор, – сказал он.

      – Очень хорошо, – произнес инспектор. – Я полагаю…

      В этот момент миссис Мюллет распахнула дверь своим обширным животом и вкатилась в комнату с нагруженным подносом.

      – Я принесла вкусное маковое печенье, – сказала она, – печенье и чай и стаканчик молока для мисс Флавии.

      Маковое печенье и молоко! Я ненавидела маковое печенье миссис Мюллет, как святой Петр ненавидел грех. А может быть, даже сильнее. Мне захотелось забраться с ногами на стол и, потрясая вилкой с наколотой сосиской, словно скипетром, закричать, подражая Лоуренсу Оливье: «Неужели никто не избавит нас от этой беспокойной кухарки?»

      Но я этого не сделала. Я сохраняла тишину.

      Сделав легкий реверанс, миссис Мюллет поставила свою ношу перед инспектором Хьюиттом и вдруг заметила отца, стоявшего у окна.

      – О! Полковник де Люс! Надеялась я, что вы появитесь. Я сказать вам хотела, что избавилась от птицы мертвой, которую нашли на крыльце мы вчера.

      Миссис Мюллет где-то подцепила идею, что подобные инверсии в предложении не только своеобразны, но даже поэтичны.

      Отец не успел сменить тему, как инспектор Хьюитт закусил удила.

      – Мертвая птица на крыльце? Расскажите мне об этом, миссис Мюллет.

      – О, сэр, мы с полковником и мисс Флавией на кухне были. Я только что вынула чудесный кремовый торт из духовки и на подоконник охлаждаться его поставила. В это время дня я уже начинаю думать о возвращении домой к Альфу. Альф – это муж мой, сэр, и он не любит, чтобы я где-то бродила, когда приходит для чая время. Говорит, что у него в животе начинает бурчать, если нарушить режим. Пищеварение нарушается, и проблемы начинаются. Тазики, швабры и всякое такое.

      – В котором часу это было, миссис Мюллет?

      – Около одиннадцати или минут на пятнадцать позже. Я прихожу на четыре часа утром, с восьми до двенадцати, и на три днем, с часу до четырех. Хотя, – добавила она, бросив неожиданно мрачный взгляд на отца, – обычно я задерживаюсь, занимаясь тем-сем.

      – А птица?

      – Птица лежала на крыльце, мертвая, как камень. Бекас, вот кто это был, бекас.