Я. Ты. Мы. Они. Алиса Евстигнеева

нужду, и при этом не задеть чувств окружающих. Затем мы неслись обратно. Правда, такие забеги позволяли решить другую проблему – нехватку двигательной активности, поэтому в вагоне пёс вёл себя достаточно смирно, и практически не привлекал к себе лишнего внимания.

      В итоге единственной неприкаянной оставалась только я. Как-то совсем неожиданно для себя я попала в плен своих же мыслей. Я уезжала из Москвы в надежде сбежать от всех проблем, которые разом навалились на меня. А получилось так, что оказалась запертой в вагоне наедине с самой собой. Дети были заняты своими делами, их не надо было никуда везти, готовить им есть, проверять домашнее задания, собирать на тренировки, кружки или прогулки. Даже животные требовали моего минимального участия. Знай только три раза в день корми их всех, да спать иногда укладывай, всё. Не было ни дома, ни хозяйства, ни вечных мотаний из посёлка в Москву. Было только безгранично тянущееся время, которое разъедало огромную дыру внутри меня, вновь утягивающую в пучину воспоминаний.

      ***

      Лена уже сидит за столиком у окна – рыжая, свежая, деятельная. Синее платье идеально подчёркивает фигуру без изъянов, волосы цвета меди выпрямлены и свободно спадают на тонкие плечи, лёгкий макияж, яркий маникюр. Философия Кудяковой – выгляди всегда так, как будто у тебя сегодня ужин с Кэмбербэтчем – так и прослеживается в каждой детали её внешности. Завидев меня, она машет мне, и я плюхаюсь на стул рядом с ней.

      – Я тебе кофе заказала, сейчас принесут, – начинает сразу Лена, без всяких «здрасти, давно не виделись».

      – Спасибо.

      – Одним спасибо не отделаешься. Ну, рассказывай, что у тебя случилось? – в своей обычной манере переходит сразу к делу Лена.

      – Почему это сразу случилось? Я что не могу просто так с тобой кофе попить?

      – Ты? Нет, не можешь. У тебя же дети, собаки, муж и ещё мир обычно где-то между всем этим спасать надо.

      – Да ладно тебе…

      – Это тебе ладно. А меня ты между прочем из кроватки выдернула, такой вот мягкой и брутальной… Но я тебе ничего не расскажу, пока ты мне не выложишь, что у тебя там в голове засело.

      Я невольно улыбаюсь подруге:

      – Это кто же у нас там мягкий и брутальный?

      Кудякова жестами изображает, что нема как рыба. Вот же интриганка! Ну ладно, сама напросилась.

      – Ленка, у меня с Сашкой беда какая-то, – говорю я и замолкаю. Кудякова тоже молчит и ждёт продолжения. – Не знаю, что с ним происходит. Вроде всё как всегда, а сам весь какой-то не такой: постоянно не в настроении, заводится с пол-оборота, со Стасом вечно разбирается.

      – А между собой как? Ругаетесь?

      Вопрос мне не нравится, потому что не нравится и ответ на него.

      – Нет, не ругаемся… – пауза, долгая и неудобная. Ленка смотрит на меня выжидающе, и я сдаюсь. – Понимаешь, чтобы ругаться, надо хотя бы видеться друг с другом, разговаривать… А мы… А он… Он на работе, сутками, на этой неделе только один раз дома ночевал. А