Я. Ты. Мы. Они. Алиса Евстигнеева

я уверен, что Александра Сергеевна понимает всю щекотливость ситуации. Александра Сергеевна, я понимаю, что вами движет желание защитить Станислава, – ха, понимает он! – И я с вами даже соглашусь, что возможно ситуация выглядит достаточно однобоко, но на данный момент – это вся информация, которой мы обладаем. А решения нам нужно принимать именно сейчас, так как семья Андрея крайне серьёзно настроена писать заявление на Станислава. Возможно, у него действительно были некие причины на такое поведение, но он первый поднял руку на Андрея, что автоматически делает его виноватым.

      – Да, виноватым, – вторит ему Паточкина. – А вы знаете, я действительно напишу заявление в полицию, кто-то же должен пресечь весь этот беспредел?

      – Пишите, – безразлично говорю я. И все тут же утыкаются на меня своими непонимающими взглядами. Кажется, звание «мать года» мне сегодня точно не грозит. И становится как-то всё равно.

      Лицо Паточкиной наливается кровью, она подскакивает со своего стула и делает вид, что хватает ртом воздух:

      – И вам всё равно?! Всё равно на то, что будет с вашим сыном?

      – На сына – нет, на заявление – да. А что будет? Может уже наконец-то и моего ребенка спросят, что же сегодня случилось. Если вдруг полиция решит, что он виноват, то возможно Стаса поставят на учёт, не более. Да, неприятно, но вы же мне сами только что кричали о том, что мой ребёнок не знает никаких границ. Значит, узнает, что такое ответственность.

      Веронику Николаевну явно очень расстраивает моя реакция. Не знаю, чего ей больше хотелось, чтобы я начала на неё орать и кидаться вещами, или же падать на колени и просить о помиловании. Развели тут, чёрт его знает что.

      – Я ни минуты не намерена больше терпеть этого всё. Если вам наплевать на будущее наших детей, то мне нет. Это мой долг! – я опять чуть не открываю рот. Какой нафиг долг?! – Я надеялась дать вам шанс, но видимо зря. Хотя чего я могла ждать от такой малохольной особы?! Если вы думаете, что мы ничего не знаем про вашу семью, то мы то как раз всё знаем! Какой срам! Конечно, нарожала себе! А воспитывать кто будет? Я спрашиваю, кто? – мхатовская пауза. – Ноги моего Адрюшеньки не будет на уроках, пока эта семейка разгуливает по нашей гимназии, – после этих слов она наконец-то отворачивается от меня и поворачивается к директору, при этом лицо её светлеет и на губах даже появляется улыбка. – До свидания, Игорь Валентинович.

      Спит она с ним что ли?

      И мы остаемся в кабинете втроем, хотя по сути вдвоём, Анна Леонидовна всё ещё пытается слиться со стеной и всячески делает вид, что её здесь нет.

      И хоть без Вероники Николаевны и её повизгиваний становится значительно тише, я чувствую, как головная боль начинает пульсировать в висках. Ну и особа! Это не женщина, а энергетический вампир какой-то.

      – Полагаю, что Вероника Николаевна повела себя излишне эмоционально…

      – Полагаю, что да, – из вредности стараюсь скопировать директорскую манеру говорения, но тот, кажется, не замечает моей маленькой мести.

      – Вы должны понять нашу обеспокоенность