Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева

― Валера стукнула её по лбу. ― Так и хочешь старой девой помереть? Марк ей не нравится…

      – Марк ― мой друг! ― возмутилась Таня.

      – А этот парень новый, Денис? Тоже?

      – Да! Он же мальчик ещё совсем!

      Валера обречённо вздохнула, закатив глаза.

      – Ты неисправима.

      Потекли бесконечные минуты, сливавшиеся в часы. Бомбёжек не было, но и из метро никого не выпускали: сообщения о безопасности снаружи ещё не поступало. Таню клонило в сон, сказывалось хроническое недосыпание, но Полина удобно устроилась на её руках и сопела, а будить ребёнка ей не хотелось.

      – Я сейчас с ума сойду, ― пробормотала Машка, которая никак не могла удобно устроиться на своём вещмешке.

      – Чтобы сойти с ума, надо его иметь, Широкова, ― Калужный презрительно глянул на неё, поджав губы.

      Он ни разу не закрыл глаз. Таня не понимала, как он может не хотеть спать.

      Тем временем полицейские начали разносить воду, и на станции появился врач, сопровождаемый двумя санитарами. Это был немолодой, но свежий и бодрый человек лет пятидесяти. Высокий, подтянутый, гладко обритый, он неторопливо ходил между людьми, спрашивая что-то и иногда останавливаясь, чтобы оказать какую-то помощь. На какое-то время Таня всё же закрыла глаза и открыла их от его голоса, к низкому, ласковому тембру которого уже привыкла.

      – Маленькая фройляйн не боится? ― говорил врач с акцентом, и лицо его почему-то показалось Тане знакомым. Добрые тёмные глаза смотрели прямо на неё.

      – Нет, она заснула. С ней всё хорошо, я думаю, ― улыбнулась Таня, откидывая светлые завитки волос с Полининого лица.

      – Я про вас, фройляйн, ― снова добро улыбнулся он. Таня смутилась.

      – Я… нет. Всё хорошо, спасибо. У нас всех только ушибы и синяки, не больше. Но если вам не сложно, посмотрите, пожалуйста, вон ту девочку, ― она указала на Осипову, которая, устав после бесконечных рыданий, всё же уснула; но и во сне её щёки горели красным. ― Я думаю, у неё может быть температура.

      – Я посмотрю фройляйн, когда она проснётся. А пока позвольте мне присесть с вами, Herzchen*. Я очень устал, ― и он опустился на плиты рядом.

      – Ваше лицо кажется мне знакомым, ― улыбнулась Таня, чтобы хоть как-то отвлечься от невозможного и манящего сна.

      – О, ― доктор важно поднял палец вверх, усмехнувшись. ― Здесь, в России, обо мне иногда говорят в новостях, но, впрочем, я того не заслуживаю. Иоахимм Лехнер. Я… Chefarzt…** Как же у вас это будет, никак не припомню.… Я заведую главным военным госпиталем здесь. И на досуге лечу людей.

      – Я слышала и видела вас в новостях, правда, ― кивнула Таня. ― Очень приятно познакомиться с вами.

      – Для меня честь познакомиться с такой храброй фройляйн, ― он шутливо поклонился.

      Таня помолчала. Слов совсем не было, только усталость. Калужный сидел в той же позе, но глаза закрыл. Его жёсткое лицо не разгладилось, складки легли ещё глубже.

      Бедный.

      Богатый, то есть. Девочки говорили, у него чёрный лексус. Богатый, урод, садист больной на всю голову мудак ― но сейчас его жаль. Таня