Голос Незримого. Том 2. Любовь Столица

страшном и святом лице.

Глава III

      Усольцев был происхожденьем

      Из старо-княжеского рода,

      Чье древо с пышным разветвленьем

      Генеалог чертил три года.

      Тот род был славный и богатый,

      Имевший встарь владений область,

      Пожалованную за доблесть,

      Но странною судьбой чреватый.

      В семейных блекнувших архивах

      Хранился роковой их герб:

      На синем поле в желтых свивах

      Скрещалися копье и серп.

II

      И дед один, боец блестящий

      Очакова и Измаила,

      Покинул Двор, его клеймящий

      За связь с донской казачкой милой.

      Другой же дед, герой суровый

      Бородина, Аустерлица,

      В отставку вышел, чтоб жениться

      На девушке своей дворовой.

      Их имена остались громки,

      Забвенью жизни предались…

      О том старались все потомки,

      Но вспомнил их теперь Борис.

III

      Он унаследовал от дедов

      Их золотисто-рыжий волос,

      Нрав воинов и непоседов,

      Высокий ум и низкий голос.

      Легко он кончил курс лицейский,

      Прекрасно – университетский,

      Но скоро бросил круг свой светский

      И рано – важный чин судейский.

      Любил он женщин… Но, как деву,

      Одну свободу он любил!

      За вольный Лондон и Женеву

      Россию смирную забыл.

IV

      И вот она – в окне! У двери!

      Еще чудесней и нежданней:

      Не грубых лишь полна поверий,

      Не жутких горевых преданий,

      А полная глубинной верой,

      Невидным делом, скрытым смыслом,

      То со свечой, то с коромыслом,

      То с книгою, то с яблок мерой…

      Ах, эти косы русой пряжи,

      Что до полу, струясь, висят!

      И стан невиданно-лебяжий,

      И несказанно-синий взгляд!

V

      Сияла северная полночь,

      Глубокая и голубая.

      По небу плавал месяц полный,

      Черпак молочный проливая…

      Лежала тень черно и четко,

      Дрожала тишь мертво и звонко,

      Лишь легкий храп вздыхал за тонкой

      Филенчатой перегородкой.

      Там спали: на больших дощатых

      Кроватях в пологах цветных

      И на лежанках изращатых,

      В перинах, думках пуховых.

VI

      Борис не спал. Из дряхлых кресел,

      Из маленьких и душных комнат

      Глядел в студеный сад… И грезил

      О тех, что ждут его и помнят.

      Он получил письмо от Леи

      И быть сейчас хотел бы с тою,

      Кого считал своей женою,

      С кем жил, одну мечту лелея.

      Он вспомнил тонкий нос с горбинкой,

      Кудрявый мрак волос ее, —

      И только. Словно паутинкой,

      Весь лик заткало забытье…

VII

      Зато пришли на память ныне

      Крестьянка та и та казачка —

      Две сарафанницы-княгини…

      Он грезил… Вдруг былой заплачкой,

      Старинной песней причитальной

      Заслышалось