Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия. Отсутствует

вас какая пенсия, Армен Борисович? Тысячи две рублей?

      – Нет, я же работающий пенсионер, у меня 1900, кажется. Вот когда брошу работать, мне 50 рублей прибавят. Так что все нормально. – Джигарханян, как и десять лет назад, выдержал паузу, а потом в сердцах произнес: – Если хотите правду, я в 300 картинах снялся. Сейчас элементарно был бы миллиардером. А у меня пенсия 1900 рублей! Вот и весь разговор!

      Всегда в моде. Историк моды Александр Васильев

      Удивительное дело: Александр Васильев – не артист, не политик, не музыкант, но его знают все. И при этом не путают со знаменитыми однофамильцами. Завидная участь человека, чья профессия по сей день звучит довольно экзотично – историк моды.

      Впрочем, дело, наверное, не в роде занятий, а в настроении, с которым он им отдается. И в страсти, с которой говорит обо всем на свете – начиная от рецепта приготовления брокколи (витиеватое название овоща из уст Васильева с его неподражаемой интонацией звучит, как песня) до перспектив развития отечественной моды.

      А еще он с удовольствием рассуждает о белой эмиграции, остатки которой застал в Париже, о великих балеринах, чьими судьбами занимается с профессионализмом увенчанного званиями искусствоведа, о выдающихся людях, с которыми его сводила жизнь и знакомством с которыми он и гордится, и в то же время не хочет бравировать.

      Даже о стоящем перед нами на столе чае Васильев умудряется рассказать какую-то историю, вызвав восторг не только официантов, но и сидящих за соседними столиками посетителей ресторана. Они, разумеется, уже узнали моего собеседника и только делают вид, что изучают меню. Невольно наша беседа превращается в творческий вечер Александра Васильева. Для полноты ощущений не хватает только записок из зала. И вопросов публики.

      Хотя нет, с последним все в порядке – в середине разговора к Васильеву подходит облаченная в норковую шубку и разноцветные атласные варежки дама и на полурусском-полуанглийском языке напоминает о том, как они виделись в Париже и «месье Алекзандер» выразил желание посмотреть старинные наряды, которые хранятся у дамы. Так вот, она специально прилетела в Россию, чтобы встретиться с «месье Васильефф», и «вот надо же, какая неожиданная встреча» и так далее и тому подобное. Приходится сделать получасовой перерыв…

      – Никогда не думал, что историк моды может быть таким популярным.

      – Я, честно говоря, тоже.

      – А как вообще появилось это словосочетание? Не припомню никого, кто, кроме вас, называл бы себя «историк моды».

      – А до меня в России такой профессии и не существовало. Все называли себя «историками костюма». Пока я жил в Советском Союзе – а прошло уже больше тридцати лет, как я эмигрировал, – этой темой занимались две дамы. В 50–60-е годы они были главными специалистами в этой области.

      Мария Николаевна Мерцалова была родовитой дворянкой, которая водила знакомство еще с самой Надеждой Ламановой, единственной из создательниц моды, не оставившей Россию после революции. Ламанова одевала актрис и высший свет, включая