Маргарита. Алекс Норк

решительно начал Митя, однако внутри осеклось, и не свой голос ему посоветовал: «Не зарекайся, пацан».

* * *

      Дома вечером министр выпил слегка коньячку и соврал жене, что очень устал.

      Он совсем не устал, даже наоборот, от взвинченных нервов в голове была ясность, но очень неприятная ясность – с памятью происходит что-то скверное, и хорошо, если это просто склероз.

      Документы на новую партию «Эх, Россия» он просмотрел, узнал в акте регистрации собственную подпись и вспомнил – хотя не в деталях, но вспомнил – протокольный доклад по представленным документам одного из начальников департаментов. Все в полном порядке – численность отделений, выборочная проверка подписей на местах, счет, на который переведены уже полагающиеся на выборную компанию федеральные деньги. Кроме этой суммы – мелочь от частных сборов, то есть олигархическими деньгами там и не пахнет.

      Он так и доложил Буркову, тот выслушал без интереса и сообщил вдруг, что умер Смирнов.

      В России людей с такой фамилией чертова прорва, и министру не показалось странным, что пес его знает, о ком идет речь.

      Однако дальше последовал неприятный вопрос о старых делах, которые в Генпрокуратуре на покойного были. И это бы ничего, хотя раздражало, что часто спрашивают по вопросам, относящимся к прежнему месту работу. Он, ориентируясь на слово «старые», осторожно ответил, что да, есть в архивах, и чтобы чего не ляпнуть, применил надежный прием – закашлялся, объясняя простудой. На другом конце произнесли слова про металлы, что облегчило совсем.

      Да кто ж из них в первой половине девяностых не крал металлы – от лома, на который не списывались разве что космические корабли, до разных цветных.

      Он подтвердил про металлы и снова обрадовался, так как с ним вежливо попрощались, с комментарием, что теперь, конечно, надо беспокоить не его, а новое руководство.

      Вот правильно, они пусть и разбираются.

      Однако с чем?

      Тут, тут вот в голове заработал, словно, конвейер: Смирнов, девяностые, металлы… ну да, кинул еще «ельцинскую семью» – весь фонд советских редкоземельных, безумной стоимости… еще по всем данным, в сговоре с хохлами умудрился добраться до урана в аварий-ном Чернобыльском блоке – хохлов тоже кинул, уехал в Швейцарию, массированные атаки на фондовые и валютные биржи, тема – кто именно в мире богаче – Смирнов или Гейтс – уже навязла в зубах и у публики, и у прессы…

      Вот тебе на-а, приехал!

      Шут с этой партией, но забыть про Смирнова…

      Министр, сидя в кресле у торшера, с неразвернутой «Российской газетой» в руках, почувствовал легкую панику. Лечиться, и срочно!

      Но как, чтобы не донесли о симптомах?

      Снимут в момент, тот же Бурков позаботится.

      Ох, ёж твою двадцать!

      Газета раскрылась не от желания почитать, а от нервного движения пальцев.

      Единственный уже государственный источник, но вот государственный, а деньги тоже зарабатывают на рекламе.

      Глаза министра поблуждали по страницам и вдруг уперлись в рамку, увитую цветками, похожими на репей.

      Он прочитал: целительство традиционными