Маргарита. Алекс Норк

мысль, проговорил тот, – это, во-первых. А во-вторых, предательство, Дмитрий Игоревич, очень не простое понятие. Вам, как хорошо образованному гуманитарию, не приходила мысль рассмотреть его в категории самого языка.

      – Этимологически, вы имеете в виду? Ну, пре-дать, приставка здесь, конечно, несет переходящую смысловую нагрузку. Передать нечто?

      – Именно, и в других языках структура слова такая же. Хотя в некоторых предательство выражается другим нашим выраженьем – «измена». Но тоже, как видите, «из» и «мена» – выход из установленного менового процесса.

      Собственно говоря, из этого небольшого разбора не следовали никакие серьезные выводы.

      Но гость пояснил:

      – Понятие, таким образом, появилось как простая комбинация обыденных слов, а выведенное из обыденного-земного не может выражать глубокие смыслы. Возьмите, например, для сравнения, слово «чудо», оно ни в коем случае не вторично.

      В машине, отвозившей его домой в ближний московский загород, Митя почти сразу заснул, и за час с лишним вполне освежился.

      Где-то у него визитная карточка этого интересного собеседника… вышло, что подвалила компания разогретых совсем казаков, и гость быстро откланялся, а на место его бухнулся невысокий коренасто-округлый мужик в мундире и с атрибутами непонятного войска.

      Дальше, однако, помнилось, как через сонную дымку.

      Мужик, побратавшийся уже с прочими атаманами, оказался головою войска американо-канадского, созданного еще до революции и укрепленного затем белым эмигрантским движением. Странное дело – Митя о такой организации раньше слыхом не слыхивал. Что еще… хамская исключительно рожа, улыбающаяся острыми зубами, которых реже во рту против нормального. Руки проворные, похожие на лапы какие-то от животного. Североамериканский этот казак первым делом налил себе водки полный фужер и опрокинул так, словно пасть его напрямую переходила в желудок, а затем проворно сложил стопочкой с почти нетронутой тарелки ушедшего гостя всю рыбу и таким же манером отправил во внутрь. Умудрился при этом сделать своего рода «Наполеон», переслаивая севрюгу и семгу.

      И нес без остановки туфту какую-то.

      Теперь, когда машина повернула в родной переулок, Митя вспомнил все обстоятельней.

      Словечки разные со псевдофольклорным окрасом: «исполать»… то есть ему, Дмитрию, исполать неизвестно что, и «к миру на погубленье сошло черное воронье», а он, опять же, «супротивна ему надёжа», и «в уговорном стремленье» – значит, к Дмитрию – казачество североамериканское вместе с неграми, которые в их ряды прямо прут, они-мы выгоним супостата. Какой-то мировой масштаб получался с непонятным исходом – куда выгонять в таком случае, в космос? Затем «представитель» махнул второй фужер с водкой, понюхал тарелку и спел куплет из известной песенки «Ехали казаки по Берлину» – прочие на исполнение ответили стройным «Любо!», а Митя понял, что нужно сматываться.

      Благо журналистов уже не осталось, разъехались сдавать материалы – этот животнообразный, начал раздавать щелчки в воздух, сопровождая: «мы этих нехристей, мы