На суше и на море. Игорь Подгурский

А ты, барышня, из дому вылазь и беги, куды знаешь, – миролюбиво закончил Пафнутий. – Мы, чай, сами христиане, с понятием. Мы авось кого не душегубим. Жаль, батюшки твово нет. Ну да ладно – свидимся.

      – Никуда не уйду, – всхлипнула барышня и разрыдалась.

      – Ну, как знаешь, – развел руками Пафнутий. – Только ты, милая, потом не обижайся, если оно что. Было бы предложено. Поджигать, что ли, мужики?

      Скуратов еще мучительно размышлял, что именно он может предпринять в этой явно нестандартной ситуации, а французский офицер уже действовал.

      – Примкнуть штыки, – скомандовал он гренадерам. – За Родину, за Бурбонов! То есть за императора нашего Бонапарта! Ур-ра!

      Французы бросились в атаку.

      Мужики у особняка сначала слегка опешили, а потом нехорошо обрадовались и с кольем наперевес устремились во встречный бой.

      – За Конституцию, мамку нашу! – ревел Пафнутий.

      Скуратов с досады сплюнул в снег. На сугроб упала ледышка – морозило все сильней. «Что же делать-то?» – задумался было Малюта, а ноги уже несли его впереди французов.

      – Стоять! – загромыхал он, вырываясь посередь двух линий атакующих и выхватывая саблю наголо. – Стоять, тля продажная! Ядрит вашу разъядрит!

      Далее следовал лексикон абсолютно нецензурный, а потому знакомый накипеловцам с детства.

      – Во дает! – притормозил и встал как вкопанный Пафнутий. – Никак, барин?

      – Если что – вы мои пленные, – успел шепнуть французскому коллеге Скуратов, прежде чем снова заорать на мятежных мужиков.

      – А вы великолепно владеете местным языком, приятель, – шепнул в ответ француз. – Любопытный диалект… Поволжский?

      Но Скуратов уже орал:

      – Вы мне это что? Это куда? Бунтовать? Канальи! А вот я вас в кандалы! В Сибирь! На Сахалин! В острог! Вы у меня, лапотники, всей деревней Беломорканал детскими совочками выкопаете. Я вам покажу, быдло, самую гуманную в мире конституцию! Я вам устрою социальное государство! Я вам такую монетаризацию в ваши гнусные конопатые рожи законопачу, что вы «Боже, царя храни!» хором взвоете.

      Мужики, опустив колья, потупились, но каждому слову Скуратова внимали с почтительным благоговением и жадным вниманием.

      – Свободы хотите? – не снижал пыла Скуратов. – А по морде ваучером не хотите? По скотским харям по вашим?

      Мужики, побросав дубье, рухнули на колени в снег и горько заплакали:

      – Не вели казнить, родимый. Прости нас, батюшка, – скулил какой-то старичок. – Чисто затмение нашло! Все конкретно через атамана нашего, будь он неладен. И Пафнутий этот еще… У-у, зараза… демократ!

      Старик изловчился и ловко ткнул в нос стоявшего тут же на коленях с покаянным видом Пафнутия.

      – Это помощник атаманский, – пояснил старик, и все вокруг дружно закивали. – Они, аспиды, нас с пути праведного и сбили. Говорят, воля дадена, а бояре да господа ее от нас скрывают. Али не врут?

      – Врут. Но воля будет, – твердо пообещал Скуратов, слегка остывая. – Лет через пятьдесят дадут вам и волю… Будет вам такая воля, что