Изумруд из Сан-Донато. Сан-Донато

Николаю совершенно неслышно на подушечках лап подошла взрослая рысь и призывно потерлась головой об ногу.

      – Здравствуй, Таюша, здравствуй… Соскучилась за ночь? – Колчак потрепал ее за толстые меховые щеки. Рысь в ответ благодарно заурчала, принюхиваясь к запаху свежего мяса и жадно раздувая ноздри.

      Когда животные насытились, Николай взял рысь с собой на крышу, дав наставления на день своему другу-денщику – Егорше:

      – С Нельсоном гуляйте до шести, днем купишь двух кроликов для Таи, а ему каши в трактире закажи и опять же молока. Да найди время в баню сходить, а то бог весть на кого стал похож. Как они, не слишком тоскуют?

      – Не-а. Им весело вдвоем-то: играют, носятся. Таиська мышь словила, подкрепилась. Нельсон умаялся и под утро заснул.

      – Ну и славно. Вот тебе целковый на баню и трактир.

      Тая с удовольствием прогуливалась по крышам дворца Морского корпуса, представлявшего собой целый маленький город. Отважно гоняла птиц и кошек. А Николай в это время читал. Это были его два любимых утренних часа. Горн к подъему в корпусе трубил только в полседьмого.

      – Кто рано встает, тому Бог подает, – пробормотал Николай, раскрывая на середине по загнутой загодя странице толстенный том французского издания «Мемориала Святой Елены».

      ***

      Рассвет медленно и торжественно вступал в свои права.

      В репетиционном зале Хореографического училища стало уже достаточно светло. Настя прекратила свои фуэте и проследовала к подоконнику, прихватив по дороге со скамейки книжку. Она тоже любила по утрам читать. «Оноре де Бальзак. Блеск и нищета куртизанок». Парижское издание.

      Могучий купол Исакиевского собора брызнул по городу первыми золотыми лучами отраженного солнца. Анастасия, чуть прищурясь (только совсем чуть-чуть, а иначе к глазам быстро набегут и навсегда останутся там морщинки), подняла к свету свое красивое цыганского типа с огромными глазами белоснежное лицо. Такое контрастное сочетание черных волос, темных бровей, изумрудных радужных глазных оболочек и чистой аристократически белой кожи лица могло свести с ума любого мужчину. Яркие сочные губы довершали этот гений чистой красоты.

      Родители Насти видели, какой привлекательной растет их дочь. И, зная нравы Императорских театров, боялись за то, что пьянящая легкость жизни куртизанки станет для нее милее ежедневной каторжной работы балерины. Впрочем, пока, за строгими стенами училища девочка могла лишь читать книги о другой судьбе, отличной от жертвенного служения Терпсихоре*.

      Но мечтала она только об одном – о счастливой судьбе на большой настоящей сцене, которой она добьется, чего бы это ей ни стоило.

      ***

      Можете говорить что угодно, но такого прискорбного афронта Морской корпус в своей истории просто не знал.

      Мало того, что на целые два часа задержалась смена караула, так еще и вахтенный офицер встретил на входе адмирала докладом без палаша и фуражки. А кадет, подавший команду «смирно!» стоял с винтовкой без штыка. Фуражку и штык