Спаси и сохрани. Виктор Васильевич Свинаренко

и он чуть не пал ниц перед Той, Которую старец назвал Марией.

      Корнелий ударил коня и бешено пронёсся мимо её по гладкой дороге.

      А во дворце Ирода играла музыка, плясали обнажённые женщины, охмелевшие от вина и поцелуев.

      Звенели золотые чаши, и лилось вино на роскошный мраморный пол, усыпанный лепестками роз…

      П. Рождественский. 31 декабря 1915 год.

      Рождественская звезда

      I. Когда в середине ноября выпал первый снег и нежным белым бархатом покрыл равнину Полесья, Дьяченко сразу преобразился: стал нервничать, суетиться и даже грустить.

      – Что это ты? Спрашивали его товарищи по роте.

      – Рождеством запахло…

      – То есть, как это?

      – Да так. Пройдёт Филиппов пост, а там и Рождество. Радости-то сколько бывает: сочельник, кутья, взварь, кныши, пироги. Дети со «звездой» ходят, Христа славят. Хорошо это ночью бывает! Темно, снег хрустит! Мороз так и щиплет за уши. А там, глядишь, – «звезда», так и горит на небе… и все разные огни: и красный, и зелёный, и жёлтый, и синий. Так уж всегда бывает, – четыре цвета. Боже, Ты мой!.. Как пойдёшь со «звездой», как пойдёшь, все хаты исходишь, в каждой побываешь. И наберёшь денег, пирогов… Радости-то, радости!

      Когда Дьяченко говорил о славлении Христа, глаза его горели, голос дрожал и весь он преображался.

      Там, в безвозвратном прошлом, было всё лучшее, всё светлое его жизни.

      Если он когда-либо и был счастлив и весел, так это в те дни детства, когда он на Рождестве, во главе мальчишек, славил Христа со звездою.

      Круглый сирота, он жил у дяди, рядом с домом священника, у которого был сын его лет. Попович зимой учился где-то в городе, а когда приезжал на каникулы, то почти всё время проводил с ним, водил его на спевки к псаломщику, учил прислуживать и читать в церкви.

      Это занятие Дьяченко очень нравилось. Он был от природы мечтатель, любил всё красивое и приходил в восторг от всего того, что было оригинально. В то, что ему нравилось, он влюблялся и потом уже долго жил этим. Увлечение церковным чтением и пением было так велико, что став парнем, он даже в чужой церкви ходил на клирос петь; в окопах он сорганизовал из товарищей маленький хор, с которым вечером под праздничные дни пел разные молитвы и песнопения.

      Казалось, светлый ангел слетал с неба и реял над окопами, когда из десятков грудей неслось в ночной тишине умилительное пение.

      Солдаты называли его, вместо Дьяченко, дьячок и относились к нему по особому: так относятся, обыкновенно, к людям идеалистам, людям праведной жизни.

      Общение с ним было тоже особенное, обычных грубостей и ругани по отношению к нему не допускалось.

      Дьяченко платил солдатам по-своему – всегда старался сделать для них что-либо приятное или полезное в эстетическом или нравственном отношениях.

      Чем ближе подходило время к празднику Рождества Христова, тем чаще одолевали его воспоминания детства, тем мучительнее они шевелились в душе, тем ярче вставали в воображении.

      Но особенно сильно действовало на него воспоминание об одном