У Цзын-Цзын. Китайский Бестиарий. Ульяна Ольховская

губ приотворили рты. Шампанское перелилось вглубь. Неспокойно пузырясь, мозги обождали его прихода.

      – Так пройдемся? – Напомнил Драконов. – Договорю. – Двое отошли, двое остались. И это подчеркнуло неравенство между ушедшими и застывшими.

      – Так вот, из всей коллекции Ballet precieux для такой шеи – рубиновое Opera necklace. Только покрой платья придется сменить.

      Ума сунула свободную ладонь под лямку сумочки на плече и скрутила пальцами ремешек. За другую ладонь ее влек Драконов. Она преклоняла ухо к его словам, напрягши шею. Если наблюдать сзади, как философ, смотревший ей вслед от столика, в ее походку была выдавлена из осанки вся ее неуверенность. Как будто она боялась слишком сильно сжать ляжки, а из-за этого опасалась тверже опереть ботинок о пол. И словно брела, избегая себя.

      Они отошли уже шагов на пять-шесть. Философ пошел за ними, сам не зная, зачем, и мучась от унижения. «Что я? Из притаившихся, как он говорит. Из никчемных», – бросил в чашу еще щепотку горечи и мысленно отставил ее на ближайший столик. Независимо вытянувшись, он обогнал, точнее, обогнул пару.

      – Что вы второй день пропагандируете мне драгоценности? Чтоб не стыдно было в театральном фойе прогуляться?

      – Из убежденного эпикурейства. Я хочу тобой наслаждаться во всех отношениях. – Говорил Драконов и вел ее за пальцы сквозь мутные толпы, как по призрачному орешнику в туманных болотах Юэ. – Правда, корень наслаждения – в его же причудливом искривлении. Ты не даешься, и думаешь, что показываешь характер, а меня вдохновляет эта уклончивость.

      В его сильном теле скопилась сутуловатая сдержанность. От нее можно было ждать такого рывка, что Ума почувствовала, как у нее замирает живот. Она невольно опустила и опять подняла лицо. Он прочитал ее взгляд и прижал их скленные пальцы к своему бедру с угрожающей настойчивостью. Она чуть заметно удержала его, напрягая кисть. Его хватка была бархатной и жесткой, как панты. Он поддергивал вперед спутницу, слегка заломив ей пальцы у основания.

      – Там же стена, что вы, в гардину меня волочете? – Возмущенно, но с взволнованной улыбкой зашептала Ума. – Домогаться в углу, что ли?

      – А я тебя не домогаюсь. Надо будет, спрашивать не стану, наклоню и заставлю. Но пока мы беседуем об Эпикуре. – Нагнувшись ближе, он поцеловал ее в дрогнувшую бровь у виска.

      – Зная, что у меня уже бог знает сколько времени никого не было, такое мне нашептывать. – Она негодовала. – Давай уже пойдем на места. Это какой звонок был?

      «После пары шампанского куда как прямее путь Эпикура», – довольный собой, философ откинул синюю бархатную занавеску, присоединившись к джентльменам, ловко дергающим себя за ширинки. Высушив руки в ущелье горячих ветров, фиалково светящем в ладони, вернулся к столику. Но потерял из виду в фойе и Драконова, и его бардовую спутницу.

      Один суковатый Сергей Вэй-Чжун дремал над недопитым бокалом.

      Насколько ценил