Канифоль. Наталья Сергеевна Гордеева

консультант, с опаской поглядывая в сторону кабинок. – Боюсь я женщин. Злые они!..

      Будто в подтверждение его слов, Мона вышла из примерочной, решительным жестом пресекла попытку консультанта угодить ей и обратилась к Соне:

      – Швы лезут. Нитки гнилые! Идём.

      Она миновала противокражные рамки и огляделась вокруг, намечая следующий объект для рейда.

      Поход с ней по магазинам ради обновления гардероба был для Сони пыткой. Тётя наказывала ее за пропуск занятий в училище – вполне законный пропуск.

      Попав несколько лет назад под машину, она уже неделю спустя выполняла экзерсис – прихрамывая, с тугим голеностопным бандажом поверх трико. Параллельно с болью её пронзали короткие вспышки жалости к самой себе: если она умрёт, тётя будет сожалеть о потере выпестованной ею преемницы – и только.

      Соня виновато прошмыгнула мимо консультантов и поплелась за тётей измученным пажом.

      Когда исчезнут красные флажки, которыми её обложили, и исчезнут ли?

      Свались на неё негаданная свобода, как она поступит с ней?

      Она представила, как возвращается после работы одна в съёмную комнатушку, садится на раскладной диван и сидит, не двигаясь, с выключенным светом, пока не наступает время идти в душ и спать. Нет аппетита, нет желания что-либо делать, даже дышать она не стала бы, если бы не жизненная необходимость.

      Визуальная утрата признаков витальности. Отмирание чувств. Остановка мысли, безнадобность речи. Загробное измерение; Сидпа Бардо; пространство, где нет надежды для тех, кто был при жизни ходячим мертвецом.

      Мона уверенно прокладывала дорогу через толпу, помахивая бумажными пакетами, нанизанными на руку. В сумочке, почти разрядившись, хрипел мобильный телефон. Соня цеплялась, как за маяк, глазами за её нежный затылок с подколотыми вверх волосами, заканчивающимися на шее тонким пушком.

      Посещали ли Мону подобные мысли на финальном витке карьеры, при постановке диагноза, или раньше? И если да, то не стала ли она для тёти, в некотором роде, спасением?..

      – У тебя совсем нет приличного белья, – заявила Мона, толкая вращающуюся дверь.

      Соня вклинилась в ускользающую створку и взбунтовалась.

      По крайней мере, ей разрешалось носить удобные вещи – неброские, однотонные – рекомендованные придворной камеристке для облачения в присутствии королевы. Бельё она любила под стать – телесное, без девчоночьих финтифлюшек, даже бантики, пришиваемые производителями повсеместно, отпарывала; невзрачное бельё, достойное послушницы, на которое не посмотрят, а взглянув, не заострят внимания.

      – Пора научиться одеваться изящно, – наставляла тётя, беря племянницу под локоток и ведя её вдоль разномастного модельного ряда. – Нужно уметь производить приятное впечатление на окружающих.

      – Я думала, что должна произвести впечатление на руководство театра, а им без разницы, как я одета вне репетиционного зала.

      Трудно было определить, расстроил или обрадовал Мону её ответ.

      Она