Канифоль. Наталья Сергеевна Гордеева

думала Соня, придерживая рукой спадающие пижамные штаны. – Как будто она позволит мне заносить что-то до дыр, и тем более, что-то, что может мне нравиться!»

      Проходя мимо тётиной комнаты, она услышала, как на тахте, выпавший из сумочки, звонит без перерыва мобильный телефон.

      Она завернула к себе, выдвинула из шкафа ящик с нижним бельём и покопалась на дне. Под сложенными стопкой майками лежал полароидный снимок. На нём Амелия в белом платьице, с выбивающимися из кос волосками роняла Соне на ногу подтаявшее эскимо. Обе на фото получились с закрытыми глазами и одинаково сердитыми лицами. Надпись, сделанная на обороте фломастером, расплылась, как мороженое по новенькой сандалии. «Не кисни, Сонька! Чмок».

      Звонок всё не смолкал. Соне стало неуютно. Звонящий словно догадывался, что его игнорируют намеренно.

      – Тётя, мобильный! – выкрикнула девочка в коридор.

      – Пусть звонит, я отвечу позже.

      Спрятав снимок поглубже в ящик, Соня натянула первую попавшуюся футболку.

      – Ты, конечно, ничего не купила себе поесть, – донеслось из кухни. Дверца холодильника захлопнулась. Каблуки процокали в прихожую и затихли; тётя переобулась в удобные замшевые ботинки, сняла с вешалки пальто и, выходя за порог, бросила:

      – Скоро вернусь.

      Как только сомкнулись створки лифта, уносящего тётю вниз, Соня отпрянула от дверного глазка. Дурное предчувствие подсказывало ей взять телефон и проверить, кто терроризирует его владелицу звонками.

      Дождавшись, когда мелодия оборвётся, она подкралась к тахте. «8 пропущенных звонков. Говард», – высветилось на экране. Телефон погас, и Соня собралась положить его обратно, но дурацкая трубка вдруг снова ожила и квакнула.

      Одно новое сообщение от Говарда. Оно начиналось словами: «Как там Со…»

      Амелия бы сказала, присвистнув: «Обложили тебя, детка, со всех сторон».

      Тётя принесла из магазина свежий хлеб, упаковку масла, оливки, пучок зелени и маленькую баночку земляничного джема. Соня налила себе пустой кофе и устроилась за столом спиной к окну.

      – И как же ты упала? – нарушила тишину Мона, загружая квадратные хлебные ломтики в тостер.

      – Ты ведь уже знаешь подробности, – подала голос Соня.

      Она постаралась сказать это нейтральным тоном, как можно более равнодушно, но зарождающаяся внутри ярость предательски полыхнула на подступе к горлу. Электрические искры пронзили кухонный воздух; Мона не могла не почувствовать их затылком.

      Она развернулась, держа нож в руке. В другой руке у неё была вскрытая пачка сливочного масла.

      Нечто в её глазах посеяло в Соне панику. Она крепче сжала ручку кофейной чашки, допуская, что ей, возможно, придется выплеснуть кипяток тетё в лицо, если понадобится. Сама мысль об экстремальной самозащите казалась столь дикой, что Соня отбросила всякий анализ. Она смотрела тёте в глаза. Тело, готовое обороняться, гудело в ожидании импульса.

      Воцарилось молчание.

      Движение тётиных пальцев на