Смерть во фронтовом Киеве. Станислав Казимирович Росовецкий

уж интеллигентен. А если не врет, что поляк, то и не гэбист. А если гэбист, то не поляк. И что, позвольте спросить, в нём польского? КГБ блюло чистоту своих рядов: у потомственного интеллигента кто-нибудь в роду да и привлекался по пятьдесят восьмой, политической статье, а поляки, немцы, люди из всех огульно репрессированных народов и наций тоже не годились… Вот ведь незадача. Что если прямо так и спросить: гэбист ли вы?

      – Извините…

      – Что такое?

      – Вот ведь запамятовал, как вас по имени-отчеству…

      – Извольте, повторю. Павел Петрович.

      – Павел Петрович, я с вами мимо швейцара, знаете, не пойду. Сами пугаете всякими ужасами, а тут предлагаете засветиться рядом с главным героем следствия. Давайте так: я пойду через чёрный ход, после вас, как мне просигналите.

      – Как это?

      – И очень просто. Флоридис, помнится, был в номере «325». Стало быть, третий этаж, левое крыло, и выходит окном сюда на бульвар. Я вон там сяду на скамеечку и буду смотреть на третий этаж. Первая справа —бельевая, следовательно, у «325» – шестое справа окно. Вы, как войдете, трижды щелкните выключателем. Вот и всё.

      – Техника пещерного века.

      – А там всегда был такой себе пещерный город. Город в городе. Я ведь тут поблизости живу, Павел Петрович. Я народ, а народ-то – он всё видит!

      – Не понимаю, отчего не хотите войти вместе со мной. И зачем зубы заговариваете. Ну и… Ладно, не до того теперь. А где гарантия, что вообще подниметесь в номер?

      – Вы же сами, Павел Петрович, доказали мне, что это в моих интересах.

      – Ладно, черт с вами. Гоните ваш ночной пропуск!

      – Чего нет, того нет. Кстати, напоминаю, что должен попасть домой до комендантского часа.

      – Шароварников с пукалками боитесь?

      – Не всем же быть такими храбрецами, как вы, Павел Петрович…

      – Паспорт и служебное удостоверение сюда. Живо!

      «Дэржавный» паспорт, гладкий, без обложки, в левом кармане, советский, обложка толстая, – в правом. Вздохнув, сунул «Павлу Петровичу» свой советский. Пробормотал, что удостоверение оставил дома.

      Быстро темнело. «Павел Петрович» (Сураеву абсолютно без разницы, как его зовут на самом деле) раскрыл паспорт, поднёс к глазам, опустил в левый карман серого пиджака. «Костюмчик будто пошит для операций в сумерках», – подумал Сураев, в бессмысленном раздражении наблюдая, как лжеследователь аккуратно, по периметру давно не действующих переходов, огибает площадь, подбираясь к многоэтажному утюгу гостиницы. Перед последним переходом, на углу Мариинско-Благовещенской и Старовокзальной, у тёмной витрины комка, остановился, огляделся, полез в карман (Сураев всполошился: не его ли паспорт выбрасывает?), вынул коробочку и повозился с ней. Понятно, связывается с напарником. Вообще странно, что один разгуливает: в амерских боевиках полицейские всегда вдвоём, и это разумно. Нет, какие тут могут быть претензии? Напротив, от одного легче удрать, чем от двоих. Однако отсутствие напарника