Боярыня Морозова. Владислав Бахревский

люди причесывали бороды, оправляли одежды, приготовили хлеб и соль, но их потеснили холопы.

      – Вы хоть и тугие кошельки, и вид у вас боярский, – сказал им дворник Протаска, – а почет вам такой же, как и нам. – Повернулся к своим: – Ребята! Не мешкайте. Как царицына карета подойдет, налегай на стрельцов, а я подбегу к карете да и суну челобитную в собственные ее величества ручки!

      – Хуже бы не было! – испугались богатые горожане.

      – Хуже не бывает! Ребята, помните: всем миром друг за друга надо стоять!

* * *

      В жизни все быстрей случается, чем словами про то, что случилось, рассказать.

      Народ увидал карету, стрельцов, важного старика, шагавшего пешком за каретой.

      – Морозов! – узнали в толпе.

      Заорали, побежали, хватали за дверцу кареты.

      – Чего они хотят? Чего дерзят? – крикнула царица.

      Возле кареты стоял Морозов и быстро, хрипло отвечал царице:

      – Этих молодцов нужно всех перевешать. Распоясались!

      Стрельцы окружили самых смелых, погнали бегом: в стрельцов из толпы летели камни и палки.

      Досталось и боярам, а больше всех Семену Пожарскому – лицо камнем рассекли.

      Арестованных было шестнадцать человек, их отвели в Цареконстантиновскую башню, где был застенок.

* * *

      Царица Мария Ильинична донесла слезы до своих покоев, перед Анной Михайловной Ртищевой расплакалась.

      – Боже мой, какие они все страшные! Они хотели убить милого, доброго Бориса Ивановича. Я слышала, они грозили ему. Страшно! Живешь и не знаешь, как страшно жить!

      К царице пришел государь. Сел с ней рядышком, по плечу гладил.

      – Такая уж наша судьба, у царей! То ничего-ничего, все живут, все довольны, а потом – раз! Как шлеей под хвост. Бегут, орут, бьют.

      – Но чего они хотели?

      – Они всегда чего-нибудь хотят. Бориса Ивановича грозились убить, а кто посад им устраивает? Борис Иванович. Кто налог на соль отменил? Борис Иванович. Никто о простых людях так не печется, как Борис Иванович… Чернь благодарной не бывает.

* * *

      В застенке человека, поднятого на дыбу, Борис Иванович сам спрашивал:

      – На чьем боярском дворе писали челобитную? Кто вас подослал царице челом ударить? Палачи!

      Палачи старались, трещали кости, но поднятый на дыбу молчал.

      – Ну так и навеки у меня разговаривать разучишься! – взъярился боярин. – Отрезать ему язык.

      Палачи открыли рот упрямцу и ахнули:

      – У него язык до нас отрезали.

      – Тьфу ты, пропасть! Снимите его! Ради завтрашнего праздника не трогайте их больше. В субботу приду!

      Перед сном Борису Ивановичу доложили:

      – В Москве тихо.

      Бунт

      В пятницу 2 июня государь с боярами вышел на Красное крыльцо, чтобы следовать в Успенский собор, а оттуда с патриархом, митрополитами, архиепископами, игуменами и протопопами идти крестным ходом в Сретенский монастырь.

      У Красного крыльца стояла праздничная толпа, на небе было чисто, дул несильный теплый