Боярыня Морозова. Владислав Бахревский

вдруг приехал Борис Иванович.

      Федосье показалось: ближний боярин обрадовался, что Анна Ильинична у Соковниных.

      Уезжать не торопился. Заговорил с Федосьей, увидевши на окне польскую книгу.

      – Кто это у вас читает?

      – Я читаю, – сказала Федосья. – Это жарты польские или факеции. Смешные рассказы. Тут о Диогене, о Сократе, об Аристиппе – философе царя Александра.

      Борис Иванович удивился.

      – Ты знаешь философов?

      – Знаю, что они были, – ответила Федосья.

      – Ну и что пишут о Диогене?

      – Здесь только смешное. Спросили Диогена, в кое время подобает обедать и вечеряти? Диоген ответил: «Богатый ест, когда захочет, убогий, когда имеет еду».

      – Мудро! – улыбнулся Борис Иванович. – А это, я вижу, рукописная книга.

      – Из «Римских деяний» списывала.

      – Ну а скажи мне, кто из великих царей тебе более всего поразителен.

      – Александр Македонский, – сказала Федосья.

      – Ты даже не задумалась. Чем же он привлек тебя? – Глаза у Бориса Ивановича стали злые. – Тем, что он был молод?

      – Нет, не потому, что он был молод, – сказала Федосья. – То, что он был в Египте, в Персии, в Индии. Где был, там стало его царство.

      – Умер, и Греция стала маленькой Грецией.

      – Вина молодости, – изумила Федосья Бориса Ивановича.

      – Это почему же?

      – Страны, где был Александр, видели в нем завоевателя. Если бы Господь дал ему долгую жизнь, то все народы познали бы добрую волю полководца. Увидели бы выгоду большого царства перед малым. Малое лакомый кусок для сильного.

      Борис Иванович даже руками всплеснул.

      – Как жалко, что уезжать пора! На вечерню скоро.

      Прощаясь, Анна шепнула Федосье:

      – Он умный, а мне не ум надобен. Я хочу ребенка.

      Битая к празднику

      17 мая 1648 года Алексей Михайлович и царица Мария Ильинична отправились в Троице-Сергиеву лавру на богомолье по случаю Троицы, а также испросить благополучия чаду во чреве, ибо царица была тяжела.

      Перед отъездом оружейничий Григорий Гаврилович Пушкин показывал царю чеканные оклады на образ Алексея – человека Божьего и на образ Марии Египетской. Государь заказал эти оклады в тот же день, как узнал, что царица понесла.

      Москва готовилась к Троице. Люди наряжали дома зелеными ветками.

      Федосья и Дуня в комнатах сами устанавливали березки, посыпали полы травой, с чабрецом, с веточками смородины, со стеблями мяты, душицы.

      Дуня прилаживала березки по бокам голанки в зеленых изразцах.

      Получалось красиво.

      Федосья на сестру засмотрелась.

      – А ты уже не Дуня. Ты у нас Евдокия.

      Дуня смотрела на Федосью, морща лоб – не поняла сестру.

      – У тебя в руках березки-девочки, но сама ты уже белая березонька.

      – Это ты березонька! – Дуня любила сестру. – Тебе уже шестнадцать.

      Федосья засмеялась.

      – Нашла чему позавидовать. Тебе до шестнадцати целых три года. Столько чудес насмотришься!

      – Это