Боярыня Морозова. Владислав Бахревский

в поле.

      Казнь холопов

      Базары в Москве бывали по средам и пятницам. Зимой торговцы устраивались у Кремля, на льду Москвы-реки. Летом – у Василия Блаженного.

      Москва жила по-прежнему.

      Неделю назад, 22 апреля, царь объявил «службу всей земле». Одним дворянам надлежало ехать в Яблонов, Белгород, Ново-Царёв. Другим без мешканья – в столицу.

      Указ города не переполошил. О татарском набеге и не судачили почти: то ли будет, то ли нет, а коли будет, остановят, не допустят до Москвы. Судачили о Петре Тихоновиче Траханиотове. Он 23 апреля справил новоселье. Такие палаты отгрохал – боярам иным на завидки.

      Челобитные дождем сыпались. Траханиотов забирал половину жалованья у подьячих своего Пушкарского приказа, не платил пушкарям. Плещеев грабил купцов, забирая меха и все, что стоило дорого.

      На пиру в палатах Траханиотова Анна Ильинична была. На женской половине. Жена Петра Тихоновича – сестра Бориса Ивановича. Траханиотовы стали родней Милославских.

      На пирах еда и питье Анну не радовали. Ее сажают рядом с хозяйкой – сестра царицы, жена правителя. Слово скажешь – ловят. Улыбнешься – смотрят, кому эта улыбка. Кто-то уже в обиде, не поглядела, не приласкала вопросом о здоровье.

      Но вот будни. Борис Иванович при делах. Нынче у него с капитаном Иноземного приказа разговоры. Капитан Вынброк прибыл из Англии, бежал от Кромвеля, от тирана. О Кромвеле Борис Иванович хотел знать, каков он и что от него ждать.

      Дом Бориса Ивановича – диво дивное, но старый ревнивец заставляет служанок смотреть за каждым шагом своей молодой жены. С холопами наедине чтоб ни на минуту без пригляда не оставалась.

      Анна Ильинична решила Федосье Соковниной поплакаться.

      Выехала через Спасские ворота, на Красной площади толпа, не проехать и уже не развернешься.

      – Что стряслось? – спросила Анна Ильинична своего начальника стражи.

      – Холопы Москвы подали царю челобитную: просят дать им волю.

      – А ведь он тоже холоп! – ахнула про себя Анна.

      Толпа гудела, как развороченный медведем улей.

      Подьячие на все четыре стороны читали в толпу царский указ: семьдесят холопов-челобитчиков были помилованы, смертную казнь государь заменял им ссылкой в Сибирь. Но шестерых заводчиков поставили на Лобное место.

      Место казни было оцеплено драгунами.

      Казнили холопов поодиночке. Покатилась первая голова, вторая…

      – За что?! – крикнули в толпе.

      – Христопродавцы!

      – Царя! Пусть царь выйдет!

      В мертвое пространство между Лобным местом и толпой выскочил на коне Плещеев, погрозил плетью.

      – Погоди, Плещей! И твоя голова так-то вот попрыгает! – звонко крикнули из толпы.

      – Гони! Бей! – приказал Плещеев, и его люди принялись буравить людское море.

      Толпа шатнулась, наперла, цепочка стрельцов лопнула.

      – Плетьми! – крикнул Плещеев.

      Толпу погнали.

      – Что вы стоите? Хватайте зачинщиков! – орал Плещеев.

      – У