Боярыня Морозова. Владислав Бахревский

исполнил на совесть, но его старания никого не порадовали, большие люди были заняты делами спешными и великими. Стрелецкий приказ Борис Иванович Морозов забрал наконец у Шереметева, но солдатами ближнему боярину заниматься недосуг.

      Отменил соляную пошлину, ибо на дорогую соль у народа денег не было, исчезли соленья, перестали ловить рыбу, а главное – появились тайные соляные варницы.

      Но соль солью, беда была с самим государем. Уж очень печаловался Алексей Михайлович по Евфимии Всеволожской.

      – У Милославского, у Ильи Даниловича, девки красоты неописуемой! – обронил Борис Иванович. И нет-нет да и опять о них поминал.

      Запала, знать, в государево сердце веселая фамилия: Милославские. Две сестры, красоты неописуемой…

      Алексей Михайлович однажды осерчал на Бориса Ивановича, когда тот о сестрах помянул. Но прошло время, и царь уже не терпел своего дядьку за его упрямое молчание.

      И – свершилось.

      Новая невеста

      Не то что господа, слуги еще как следует не проснулись – примчался на взмыленных лошадях наиближайший боярин царя Борис Иванович Морозов. Щечки – пламень, сел и тотчас привскочил.

      – Девицы здоровы? Собирай, Илья Данилович! Царевна Ирина Михайловна ждет. Да честь по чести пусть обеих приберут! Ох, Данилович! – На грудь стольнику припал и сам же оттолкнул от себя. – Да не каменей! Спеши!

      Боже ты мой! Поднялась беготня, сыпались тумаки. Илья Данилович умолял, всплакивал, грозился прибить! Хватал и тащил шубы, бросал на полпути, лупил в сенях замешкавшихся конюхов, стукал их головами о стенки, каменел-таки, бежал к гостю…

      – Уговор, Данилович, помнишь? – спрашивал Морозов, вышагивая комнату от окна к двери. – Одну девку государь за себя возьмет, коли возьмет, А другую возьму я.

      – Господи, да хоть сейчас! – стоном стонал Илья Данилович.

      – Окольничим пожалуют к свадьбе, потом и в бояре. Дом в Кремле я тебе уже приготовил, коли Бог даст…

      – Какой дом! – махал обеими руками стольник. – И так куда ж больше…

      Вспоминал что-то, летел соколом на женскую половину.

      – Умыли хоть девок-то?

      – Не толкись, Данилович! – умоляли хозяина взмокшие мамки, няньки, бабки.

      – Румяна где? – неслось по дому.

      – Какие румяна?! – ахнул Морозов. – Чтоб во всем естестве были!

      – Какие румяна! – пинком выбивал двери Илья Данилович. – Естества не коснись! Никто не коснись!

      И наконец – тишина: мышей слыхать.

      Умчались!

      И Борис Иванович, и дочки, и жена.

      Илья Данилович один сидел в пустой горнице. Сидел и большим пальцем нос чесал.

      В чистом поле две трубы трубили,

      Два сокола играли,

      – сказал загадку и сам не поймет, зачем сказал, и вдруг как пелена спала. Э! Не было теперь ничего важнее, чем та загадка: в чистом поле два сокола играли…

      – На вас, глазушки, одна надежда!

      Вскочил Илья Данилович на резвые ноги, подголовник отворил, достал мешочек с мелкой денежкой.