президенту Путину, а это, сами понимаете, жуткая крамола. Что я выпустил десяток с лишним романов и несколько поэтических сборников, об этом автор статьи, можно сказать, умолчал – в современном мире важны только твои политические взгляды, и вот они обязательно должны совпадать. С чем? С мнением большинства, естественно. Фульвия, тоже естественно, принадлежала именно к нему, к большинству, ну а я всегда был отщепенцем, как в советское время, так и сейчас. На самом деле, вера в чудодейственную силу демократии не намного отличается от веры в такую же силу мощей какого-нибудь великомученика, но что тут поделаешь, если люди не читали Геродота. Зато реплику Черчилля знают все, и поскольку ее вызубрить легче, чем изучить предмет, то этим все и сказано. Со временем, видя, как я аккуратно плачу по счетам, заметив на моем комоде – на ее комоде – сборники стихов – и Рипсик, и мой, узнав про мои романы и поняв, что я разбираюсь в итальянской опере заметно лучше нее, образованной итальянки, Фульвия, правда, потихоньку подзабыла свои первоначальные суспекции, и я даже дождался чести быть приглашенным на
cena[5], в ходе которой мне удалось поразить мужа Фульвии, дантиста, увлеченного игрой на трубе, тем, что я назвал ему с ходу два замечательных соло для этого инструмента, в увертюрах к «Стиффелио» и «Дон Паскуале», и спросил, входят ли они в его репертуар? Конечно, Джакомо о них и не слышал, и даже застеснялся, что я, какой-то иностранец, могу компетентно говорить об итальянской опере, в то время как он выдувает диксиленд и думает, что это музыка. До него как-то раз уже пришлось смутиться Фульвии: в моей квартире в прихожей висела репродукция, манера мне показалась знакомой, такое скуластое, немного как бы квадратное женское лицо, и, когда она как-то зашла по делам, я спросил, не Синьорелли ли это? Она промолчала, сделав вид, что не поняла вопроса, но для меня было очевидно, что ответа она попросту не знает (потом в Таллине я заглянул в альбом – да, Синьорелли). В ходе
cena я всячески норовил перевести разговор на искусство ваяния, чтобы понять, хоть «Голову Брута» Фульвия помнит или нет, но она так ловко увертывалась от этой темы, что стало ясно – она опасается меня, моих познаний. Кстати, сама она работала с деревом и весьма интересно, анатомии, в отличие от Рипсик, не знала, но настроение передавать умела, так что способности у нее были, ничего не могу сказать – но когда она на все том же комоде – ее комоде – увидела скульптурку Рипсик, которую я взял в Феррару с собой – «Голову варвара», как я ее называю, то откровенно позавидовала, и потом, уже перед моим отъездом, фотографируя меня для интервью в местной интернет-газете, тщательно следила, чтобы скульптурка не попала в кадр. Макароны, которыми меня угостили во время
cena, она, кстати, умудрилась пересолить, и потом целый месяц изводила меня извинениями, пока я не потребовал прекратить самоуничижение.
На мое решение прервать договор на полгода раньше Фульвия сказала только: «Очень жаль, но я тебя понимаю». Я был потрясен,