Жизнь после жизни. Калле Каспер

немецкий здесь был изуродован. И когда я сопоставил эту странность с тем неопровержимым фактом, что я с детства грассировал, то пришел к выводу, возможно, совершенно необоснованному, что не была она ни немкой, ни шведкой, а самой обыкновенной еврейкой, и ее национальность, по понятным причинам, старались скрывать, ибо антисемитизм свойственен всем народам, эстонцам в том числе. Дополнительным, хотя и косвенным аргументом для такого вывода служило то, что я уже с юных лет легко налаживал отношения не только с армянами, но и евреями, а особенно – еврейками. В кругу моих хороших знакомых оказалась даже одна еврейка – депутат Госдумы. Ну заврался, подумает читатель, однако, ничего подобного, действительно, было время, когда не только евреи, но и еврейки чувствовали себя в сём сакраментальном заведении вполне уютно. В пору депутатства моей знакомой мы с Рипсик были уже женаты, жили в Таллине, а в Армению ездили через Москву, и останавливались нередко у нее. Рипсик лечила депутатку, а она возила нас на машине Госдумы на прогулки за город, и на ней же отправляла потом в аэропорт – а в Ереване нас встречала другая служебная машина, главы одного важного ведомства (не КГБ), большого поклонника творчества Рипсик. Правда, я тут немного перепутал годы, но, в любом случае – были и в нашей жизни свои маленькие праздники.

      Осталось рассказать о том, почему мне та четверть потенциальной еврейской крови казалась такой важной – причина кроется в том, что издевательство (опять забыл!), куда я направлялся, являлось типичной, что называется, «еврейской лавочкой», и, прошу мою заметить речь: ни малейшей доли неодобрения я в эту формулировку, не только по вышеуказанным причинам, но и вообще, просто из симпатии к евреям, не вкладываю, так что все организации, внимательно следящие за проявлениями расизма, антисемитизма и прочих скверных измов, могут быть совершенно спокойны. В этом издательстве даже секретарша, и та оказалась еврейкой! Кстати, она, как и все другие еврейки до нее, сразу прониклась ко мне симпатией хоть я и явился к ним не то что без рекомендации, а даже предварительной договоренности, и устроила все таким образом, что директор – естественно, тоже еврейка – в тот момент занятая, взяла и прочла рукопись Рипсик – прочла, пришла в восторг и обещала ее издать. Вот для заключения соответствующего договора я и отправлялся сейчас в «еврейскую лавочку».

5

      Издательство располагалось во флигеле роскошнейшего особняка восемнадцатого века, построенного знаменитым французским архитектором, им же впоследствии от прежнего владельца – некоего князя, выкупленного – видно, понравился очень – и, наконец, века через полтора, естественно, национализированного. Как ни странно, ощутимого ущерба коминтерновская эпоха зданию не нанесла, благодаря чему «борьба гигантов», как я позже назвал процесс согласования договора, проходил во вдохновляющей обстановке, в кабинете директрисы, стены которой – во флигеле! – были обиты дубовыми панелями. Что касается директрисы, то в самый