Сердце в клетку. Комедия в 27 главах. Елена Бодрова

глаза подруга.

      – Ну, просто проверю, – сказала Нина Степановна и резко замедлилась в движениях. А то действительно: когда идешь узнавать сумму налога, поспешность не к лицу.

      Она степенно вышла в подъезд, а там уже припустила по лестнице вниз.

      Заглянула в дырочки на ящике номер двенадцать. Или слишком темно, чтобы увидеть, что внутри, или уже забрали. Пусто.

      Она медленно поднялась к себе.

      – Ну как? – крикнула Люба. Нина Степановна зашла в кухню, лицо у нее было растерянное. – Не пишет тебе налоговая? Да, грустно.

      Нина Степановна села на стул. Ну вот, теперь этот листок попадет Коле в руки и он будет гадать, кто это пишет его имя в сердечке. А если догадается, что это она – Нина Степановна?.. Хотя, как он догадается? Вряд ли. С этой мыслью к ней пришли одновременно успокоение и разочарование. Вот если бы он и впрямь догадался… Тогда Нина Степановна почувствовала бы одновременно тревогу и счастливый трепет: он знает. И непонятно, что лучше – разочарованное спокойствие или счастливая тревога?

      – Так Надька и на день рождения твой где-то гуляет? – спросила во второй уже раз Люба. – Нина! Слышишь?

      – Слышу. Видишь же, гуляет где-то.

      – Как ты так можешь отпускать? Звони скорее.

      – Да сбросит, – Нина Степановна махнула рукой, но все равно пошла в прихожую за мобильным. Вернулась в кухню, потыкала кнопки, приложила телефон к уху и с минуту слушала гудки.

      – Загуляла, – констатировала Люба.

      – Может, у подруги, – сказала Нина Степановна.

      – И ты в это веришь?

      – А что? Вот ты же у подруги, – невесело усмехнулась и переложила с места на место ложечку для торта. Чайник закипел и она выключила газ. Ей не нравилось говорить о дочери с Любой. Люба поучала, Нина Степановна согласно кивала, но понимала, что с дочерью не справляется. Родила ее поздно, в тридцать пять лет. Все ждала любви, так и не дождалась. Отец девочки не пробыл с ними и месяца… А теперь еще этот пубер… пубертатный период, как говорила ей школьная психологиня. По-русски это значит подростковый возраст: гора двоек в дневнике, куча мальчиков в голове и непонимание в семье.

      Немного помолчали, поедая торт.

      – Свечки бы хоть поставила, – сказала Люба.

      – В церкви? – опомнилась от своих мыслей про пубертатный период Нина Степановна. Люба рассмеялась:

      – На торт. Знаешь, такие продают сейчас: там цифры. Не надо ставить пятьдесят свечек, а можно всего две: пятерку и нолик, – Люба откусила от своего куска, и на носу у нее осел крем.

      – Да зачем свечки. Я и так помню.

      – Могла бы задуть и загадать желание.

      – Я загадала.

      – Без свечки не сбудется.

      – Не нагнетай, – Нина Степановна откусила кусок от торта и принялась медленно жевать.

      – Да сбудется, сбудется, – весело проговорила Люба, выцеживая остатки водки себе в рюмку. – Вот за это и выпьем.

      – У меня только чай остался.

      Люба