Зависимые от жизни. Ирина Говоруха

с разноцветными тазами у входа. Там еще продавалась королевская черешня, яблочная чурчхела и гибкие магниты с видами достопримечательностей.

      На пляже познакомилась с писателем – худощавым мужчиной с седыми волнистыми волосами. Он сидел чуть в стороне на влажном зеленом камне и что-то писал в бесформенном карманном блокноте простым карандашом. А потом подошел и предложил прочитать свою рукопись. Будущую книгу о женщине, которую полюбил на косе с татарским названием «Острый нос». Ее еще талантливо изображал маринист Судковский. Я тогда взяла толстую папку, прижала к груди и ушла к себе в номер.

      Его девушка появилась на десятой странице в выгоревшей розовой майке, пыльных вьетнамках и с ровным пробором посреди головы. И было ей не больше девятнадцати. Маленькая, словно немного потертая, совершенно невыразительная и этим бесконечно желанная. Она удивлялась всему: очертанию моря, вкусу белого вина и поэзии Цветаевой:

      Целому морю – небо все нужно,

      Целому сердцу – нужен весь Бог…

      Он предложил ей провести время именно там – на древней косе, с сосновыми и дубовыми лесами, с магическим чабрецом, умеющим излечить от алкоголизма, и белыми грибами, с которыми так вкусны дрожжевые пироги. В полной изоляции от любопытных глаз. А еще – среди огромного поля лиловых диких орхидей семи уникальных видов. Она, не заметив подвоха, согласилась. И он с помощью пьяного винограда, хмеля и мяты медленно ее соблазнял. А когда все произошло –посмотрела на него с удивлением и вздохнула.

      Их роман продолжался две недели. И влюбленным постоянно что-то мерещилось. Что лебедь-шипун за ними подглядывает. Что утреннее зарево подкрашивают стаи розовых пеликанов, а в Волыжином лесу до сих пор прячутся безгрудые амазонки.

      А потом пришлось возвращаться на берег. Девушка тяжеловато спрыгнула с катера, обтерла капельки пота над губой и ушла. Ушла, ни разу не обернувшись, словно и не было соленых озер, с которых они ложкой счищали розовые кристаллы, синего костра и раскаленного листа железа с запекающимися мидиями.

      Он помнил ее долго. Вернее, так и не смог забыть. Может, потому что ушла, не обернувшись? А может, потому что не боялась гадюк и ужей, что лезли с остатков лесов Древней Гилеи? А потом стали рождаться короткие заметки, очерки, длинные главы, соединяясь в единый роман о любви, начинающийся стихом на первой странице:

      Моего не услышишь охрипшего голоса.

      Не найду я забвения, сколько ни пей.

      Уберите заборы, законы и кодексы.

      Припаду я к коленям любимой своей.

***

      Мы много времени проводили вместе. Посетили выставку Гапчинской и Русский музей, бродили вокруг шоколадного домика на улице Шелковичной и петляли по экспозиции Леонардо да Винчи. Нервничали в «Пятом элементе», когда Матвей играл с долговязым парнем, у которого темнело жирное пятно на спортивных штанах, и развязывались длинные красные шнурки, напоминающие макароны с помидорной пастой. А потом обедали в ресторане,