Нюрнберг. На веки вечные. Том первый. Братья Швальнеры

в ответ всплеснул руками.

      – Что ты говоришь? Закрыть глаза на такие нарушения? Это недопустимо!

      – Но вина их настолько чудовищна, что представляется не требующей доказательств, а тем более настолько формализованных… Я уверяю вас в этом, сэр, как очевидец… Почему мы должны с ними цацкаться?

      – Именно поэтому. Потому, что преступления этих, с позволения сказать, людей требуют обязательного и сурового возмездия, во избежание повторения того ужаса, в который оказалась повергнута целая планета на протяжении 12 лет!

      Даллес поморщился – с юношества не любил он высокопарных слов. И тем меньше в них верилось, чем дальше был его собеседник от эпицентра боевых действий в ходе войны – в ту пору, когда сам Даллес находился практически на расстоянии вытянутой руки от него…

      – Разве не суровость и неотвратимость наказания здесь являются определяющими факторами? – посмотрел он внимательно на своего шефа.

      – Нет. Ошибаешься. Всякое наказание соответствует по тяжести степени преступления и всякое наказание неотвратимо – опыт человечества учит, что, в конечном итоге, это так. Рано или поздно – а чем позднее, тем суровее, – настигнет стрела возмездия свою жертву. Но кто ее выпустит и из какого орудия – вот вопрос…

      – По-моему, слишком много философии из уст победителя, которого, как известно, не судят. Нет?

      Донован тяжело вздохнул и посмотрел на подчиненного:

      – К сожалению, нет. Орудие, из которого выпущена эта стрела, может стать орудием массового уничтожения. Стрела – общеопасным оружием. А справедливость, не подкрепленная должным образом фактами, доказательствами и основаниями применения – прикрытием для нечистых на руку вершителей правосудия. Ты ведь закончил юридический колледж… Как же «peret mundus, un fiat Justitia»10? Юстиция – то есть право, закон, а не суровость и возмездие. Да и возмездие перестает быть таковым, если судим за одно, подразумеваем за другое, а вменяем третье. Как отграничить расправу от правосудия, если на скамье преступник? Ведь это сегодня, при дневном свете он кажется таким. А завтра, при вечернем, будет казаться совсем другим. И тогда та суровость, что была продиктована по отношению к нему велением времени, будет приравнена к кровожадности. И тогда те, кто на веки вечные должен остаться в памяти человечества извергом и врагом всего живого, на веки вечные останется мучеником…

      – В этом есть логика, но я не понимаю, зачем мы так долго говорим об уже свершившемся факте.

      – Но приговор-то еще не вынесен!

      – Да, но ведь вы тоже закончили факультет права, сэр. Вмешиваться в осуществление правосудия на данном этапе мы, даже силой данной нам власти, не можем!

      – В этот процесс и на этой стадии да. Но в другой…

      – Какой другой?

      – Думаешь, я на прогулку отправлял тебя в Бельзен?

      – Я так не думаю, но…

      – Правильно

10

«Пусть мир погибнет, но восторжествует право» (лат.)