На чужом пиру. Серик Асылбекулы

двери с таким видом, будто собирался куда-то уйти, как бы спрашивая: «из какого рода-племени, из какого аула этот парень?».

      – Мой дваюродный брат по отцу, – сказал Елемес, неторопливо выговаривая слова. – Как говорили встарь: было нас от одного отца пятеро, многие поумирали – шестеро осталось. Вот и он – единственный отпрыск нашего дяди Телемиса, погибшего на войне.

      Гости удовлетворенно закивали, подобрев лицами, то ли довольные подробным ответом хозяина, то ли смягченные вестью, что Толеутай остался один от отца.

      – Хорошо. Настоящим мужчиной стал.

      – Говорят, одинокого Бог хранит.

      – Лишь бы продолжение осталось.

      Толеутай, тронутый вниманием и описанием родословной, вскоре оправился от смущения, стал беседовать с гостями и расположился за столом. Мигом появился кипящий самовар. Поскольку аулчан угощали вчера, сегодня из земляков присутсвовали только самые уважаемые люди аула. И все равно всем не удалось разместиться в одном доме, у соседа Бухарбая тоже были накрыты столы для гостей.

      Около семи часов по одному, по двое-трое, стали приходить приглашенные аулчане. По договоренности, заведущий фермой Шардарбек, вечно хмурый веттехник с выбритым до блеска черепом, молодой улыбчивый продавец Аутай, недавно закончивший институт, молодой стемнительный зоотехник и единственный в ауле учитель – седой старик Кукнай – были усажены за один стол со сватами.

      Вначале аулчане и сваты отчужденно, в полном молчании обмениваясь испытывающими взглядами, лишь изредка перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами, и всем своим видом подчеркивали значимость собственных персон. Непринужденно разлегшийся на самом почетном месте «Тарас Бульба» с пышными усами даже не кивнул при входе почтенных людей аула, не выказывая им никакого уважения. Заметив это, заартачился и Шардарбек. По его мнению, этого усатого он на своей ферме не удостоил бы заведовать складом с ветошью. Бросив вызывающий взгляд на свата, он развалился напротив него, всем своим видом показывая «как ты, так и мы».

      Такое начало не могло ни повлиять на все застолье. Уже и остальные молчали, поглядывая друг на друга. Толеутай попал в глупейшее положение: по праву родства с хозяином дома он оказался тамадой дастархана, за которым назревала распря. Делать нечего, он как мог старался смягчить, неприязнь сторон, уговаривал:

      – Баке, Шаке! Что ж вы не пьете чай. Давайте-ка нальем по соточке… Вот жаркое, попробуйте, пожалуйста.

      Однако все его старанния, все уловки были напрасны: гости вели себя так, будто сели за стол сытыми – ковырнут то в одном, то в другом блюде и снова высокомерно поглядывают друг на друга.

      «Чтоб вы полопались от своей гордыни! Нашли место задирать носы! Черт с вами, свалим всю еду в кучу и отдадим скотине – сожрет!» – стал он выходить из себя и тоже замолчал. А гости, почувствовав его настроение, поняли, что больше их уговаривать не будут, оживились и пришли к молчаливому согласию. Но Толеутай остыл