Выжившим. Евгения Мелемина

сделает печальные глаза, отвернется и будет молчать до следующего утра – наказание хуже смерти. Томми тяжело переносил молчаливые обиды, терпеть не мог, когда его не желали слушать, и мать знала это и беззастенчиво пользовалась.

      Миссис Митфорд была женщиной верующей. Она верила в конец света, страшный суд, Христа, реинкарнацию, инопланетян, деву Марию, календарь майя, адские мучения и свое собственное теплое местечко в райских кущах.

      Ей удавалось молиться по несколько часов подряд – например, когда пришлось отравить кота миссис Палмер, повадившегося гадить на лужайке Митфордов, она молилась часа четыре без остановки.

      После этого благочестивого подвига она поднялась со вздохом и вручила мистеру Митфорду лопату – следы преступления нужно было замести как можно скорее, пока миссис Палмер не обнаружила, что ее кот лежит одеревеневшим под соседским сиреневым кустом. Окончательно миссис Митфорд искупила свою вину перед людьми и богом, угостив безутешную миссис Палмер великолепным чизкейком собственного приготовления.

      Миссис Митфорд считалась доброй католичкой, но по сути ее боязливая душа преклонялась перед всем, что теоретически могло иметь над ней власть. Ей хватало ума не распространяться на людях о терзающих ее сомнениях – не превратится ли Томми в следующей жизни в беспечную птичку и не случится ли так, что ей достанется какой-нибудь другой рай, кроме католического, – в юности она увлекалась индуистскими практиками.

      Она порой высказывала свои опасения мистеру Митфорду, на что тот отвечал: «Гм…» и требовал новую газету.

      Томми рос под влиянием спутавшихся в клубок религий и верований, и в конце концов нажил себе один лишь неподотчетный страх. Ему казалось, что наказание подстерегает его повсюду – страшно было кидаться в уток камнями, страшно было оставить дома нужную тетрадь, страшно было забыть поблагодарить маму за ужин, надеть футболку с черепами, не знать слов молитвы. Ужасно, почти смертельно страшно было влезть в драку, и вообще – ударить человека, огрызнуться, сказать резкое слово. Страшно было огорчить родителей, сорвать ветку с куста или поморщиться от церковного вина.

      Конечно, Томми приводилось ломать ветки и драться, и футболку с оскаленным черепом он все-таки приобрел, но каждый раз, когда он переступал невидимую черту, ему становилось не по себе.

      Религиозный дух, который миссис Митфорд усердно хранила в доме, держал Томми за глотку. В раннем детстве он часто плакал по ночам, потому что во снах видел себя то в адском пламени, то превращенным за грехи в муравьишку, то похищенным инопланетянами – миссис Митфорд считала, что те охотятся за особо одаренными детишками, чтобы изучить их мозг, а Томми часто называли одаренным.

      Продраться сквозь опасную и благочестивую оборону матери было настолько сложно, что Томми пасовал. Он ни разу не позволил себе дотронуться до сигареты или выпить ликера, он ни разу не ночевал у друзей и не возвращался домой позже десяти. До пятнадцати Томми легко мирился со своим послушанием, но теперь ему было почти семнадцать – возраст, когда все вокруг словно