Самое сильное заклятье. Лайон Спрэг де Камп

раздалось короткое «чмок». Урия, широко улыбаясь, вытряхнул из волос остатки яблока и пошел обратно.

      – Что, понравилась демонстрация, мой господин? – спросил Пэдуэй.

      – Недурно, – сказал Хлодвиг. – Ну-ка, посмотрим на эту штуку вблизи… Гм-м. Конечно, бравые франки не верят, что сражение можно выиграть какими-то глупыми стрелами. Однако для охоты… Как она действует? Ага, тетива крепится…

      Пока Фритарик демонстрировал арбалет, Пэдуэй отвел Урию в сторону и, понизив голос, выложил все, что он думает об этой идиотской выходке. Урия пытался напустить на себя серьезный вид, но не мог сдержать довольной мальчишеской ухмылки. Вдруг снова пропела тетива, и между ними, совсем рядом с лицом Мартина, со свистом что-то пролетело. Урия и Пэдуэй подпрыгнули от неожиданности и резко обернулись. Хлодвиг растерянно смотрел на все еще поднятый арбалет.

      – Я не знал, что он так легко стреляет…

      – Ты что хотел сделать, пьяный дурак? – сорвался Фритарик. – Убить кого-нибудь?!

      – Как? Ты назвал меня дураком? Ну!.. – Франк выхватил меч из ножен.

      Фритарик отпрыгнул назад и потянулся к рукояти своего собственного меча. Подскочили Урия и Пэдуэй, разводя противников в стороны.

      – Уймись, граф! – вскричал Пэдуэй. – Не стоит заводиться из-за пустяков. Я лично приношу извинения.

      Но посол разъярился еще больше:

      – Я проучу этого плебея! Задета моя честь!

      На шум прибежали несколько готских солдат. Хлодвиг увидел их и нехотя вложил меч в ножны.

      – Хорошенькое отношение к представителю короля Теудеберта, короля Хильдеберта и короля Хлокотара! – прорычал он. – Ничего, они еще об этом узнают!

      Мартин попытался успокоить его, однако Хлодвиг в бешенстве удалился и вскоре покинул Равенну. Пэдуэй отправил гонца к Сисигию – предупредить о возможном нападении, но совесть все равно его мучила. Ему хотелось как-то задобрить франков, чтобы любой ценой избежать войны. С другой стороны, он понимал, что это жестокое и коварное племя будет воспринимать дипломатию как признак слабости. Франков надо останавливать с первого раза.

      Тем временем прибыл еще один посол – от причерноморских гуннов. Церемониймейстер доложил Пэдуэю:

      – Весь такой важный… Ни по-латыни, ни по-готски не говорит, общается через переводчика. Заявил, что он бояр; уж не знаю, что это значит.

      – Пригласи его.

      Посланник оказался коренастым кривоногим человеком с румяными щеками, пышными загибающимися кверху усами и с носом, даже еще более крупным, чем у Пэдуэя. Он был одет в красивый, отороченный мехом плащ, яркие шаровары и шелковый тюрбан, повязанный вокруг бритого черепа. Несмотря на всю его утонченность, Мартин подозревал, что посланник ни разу в жизни не принимал ванны. Переводчик – маленький нервный фракиец – держался чуть слева и сзади от гунна.

      Посланник чопорно поклонился и не подал руки. «Наверное, не принято у гуннов», – подумал Мартин, поклонился в ответ