Девушка из разноцветных яблок. Борис Мирза

личность?

      – Не знаю. Я вот все на небо смотрю. Хочу его выразить.

      – Это можно. Через действие…

      – То есть как? – Я и вправду заинтересовался. Как через какое-то действие выразить небо.

      – Ну, два человека, спорят. У одного телескоп. Другой, понимаешь, романтик… получается конфликт…

      Мне стало скучно. Я сидел и смотрел на окна, и за каждым из них, возможно, жила моя будущая любовь.

      Однажды я побывал у тети Веры в гостях. Ей было около тридцати, и она неизменно жила с одним из кандидатов в мужья. Когда мы с родителями пришли по приглашению тети Веры, дабы поддержать интеллигентное общество, на ее день рождения, в кандидатах ходил как раз он – дядя Михаил, актер-режиссер.

      – Учился у Хейфеца, – тихо сказала мне тетя Вера. Я не знал, кто это, но сделал вид, что потрясен.

      Тетя Вера между тем сияла. Я все пытался понять, что в ней изменилось, кроме красного платья. Потом заметил, что она накрашена и сильно надушена. Была она худа и невысока. Из тех женщин, которые вроде ничего себе. Но мне она нравилась, конечно. Собственно, в четырнадцать лет мне нравились буквально все взрослые женщины, кроме тех, у кого излишний вес, и совсем старушек.

      Но в тот вечер тетя Вера была неотразима. Пока все выпивали белое вино (так тетя Вера и говорила: «Хотите белого вина?» И, так как другого вина на столе не было, то все хотели именно белого) и говорили тосты, мои родители из вежливости оставались в гостях, но как только народ перешел к растворимому кофе, сослались на трудный завтрашний день и заторопились домой.

      Мне же разрешили остаться. Благо жили мы в том же подъезде двумя этажами ниже…

      Во время кофе все достали сигареты. Зачем-то выключили свет, оставив горящим желтый торшер. Включили пластинку Джо Дассена. Гости начали танцевать.

      Дядя Михаил сидел и курил. Тетя Вера, присев рядом на ручку кресла, что-то шептала ему. Причем мне показалось, она настаивает. Объясняет. Просит. При этом она все время поправляла ему воротник рубахи.

      Но дядя Михаил курил и иногда отрицательно качал головой на ее слова.

      Тогда тетя Вера встала и подошла ко мне.

      – Что же ты не танцуешь? – спросила она и, схватив мою руку, потянула меня танцевать.

      Я был не против. Единственное, танцевать было трудно, потому что тетя Вера очень прижималась.

      Я удивился. Неужто она влюбилась в меня? Вела она себя именно так. Время от времени, танцуя, я видел дядю Михаила. Он курил и, бросая взгляды на меня, морщился, как обычно.

      А мгновения тянулись, и я все думал, когда же тетя Вера заговорит о своей любви…

      И вот она действительно губами приблизилась к моему уху и прошептала…

      То, что она прошептала, было в тот момент настолько странным, что я помню и слова, и интонацию до сих пор.

      – Джо Дассен умер, – сказала она. – Но он навсегда останется в наших сердцах.

      И тут музыка кончилась.

      Я отпустил тетю Веру и сел на место. Она зачем-то пошла на кухню. Я отхлебнул остывший уже, горький кофе. И не заметил, как ко мне подошел дядя Михаил. Он тоже наклонился и тихо сказал мне:

      – Противная