Необжитые пространства. Том 1. Проселки. Виктор Ростокин

и мать, сестра и брат,

      Жена и муж, и друг сердечный…

      Россия носит черный плат.

      А этот траур будет вечным?

      Все поразмыто. Все ушло,

      Основой жизни что являлось,

      Коварное крушило зло.

      Но, может, что-то и осталось?

      О нет, я вовсе не хочу

      Искусно нагонять туманы.

      Я истерично не кричу,

      Что русский мой народ обманут.

      Гораздо бедственней, сложней

      В вопросе этом судьбоносном.

      Опять доносится с полей:

      «Налей!»

              Излишни тут вопросы!

      «Черные дни ноября…»

      Черные дни ноября,

      Зори утратили свет.

      Ветры друг другу грубят,

      Им перемирия нет.

      Кто безвозвратно ушел?

      Кто безнадежно придет?

      Тонет, качается дол —

      Красной России оплот.

      Белая Русь умерла,

      Церковь о ней лишь скорбит.

      Как же жила да была?

      Время об этом молчит.

      Только ноябрь все смурней,

      Вон бездорожье сквозит.

      Праздника нет у людей,

      Сердце ознобно болит.

      Радость ветра унесли.

      Мир. А как будто война.

      Бога проси… не проси…

      Правит в стране сатана.

      Дух, знамо, русский одрябл,

      И безнадежен удел.

      Кровью упился ноябрь

      И оттого почернел.

      «Когда вино в запасе дома…»

      Когда вино в запасе дома,

      То ты всегда настороже,

      В какой-то праздничной истоме,

      И робость некая в душе.

      Как будто ожидаешь гостя

      Иль кто-то в гости ждет тебя.

      Ты молчалив. Ты счастлив просто,

      Глядишь на все и вся любя.

      Пытаясь вникнуть в твою тайну,

      Жена излишне не кричит,

      И вот уж утешает сайкой,

      Не вдруг сготовленной в печи.

      И драгоценная улыбка

      Не сходит с милого лица…

      Прощай, волшебная бутылка,

      Ты дотерпела до конца!

      «Стою с открытою душой…»

      Стою с открытою душой,

      Как бы с протянутой рукой.

      Проходят мумии, скелеты

      И вторят хором: «Нету! Нету!

      Торчи здесь сто иль двести лет,

      Услышишь тот же ты ответ!

      Родился ты в недобрый час,

      Хоть ты родился позже нас.

      Так знай, мы были, как и ты,

      И те ж имели мы черты.

      Ты станешь мумией, скелетом

      И будешь вторить: “Нету! Нету!”

      Всем, то с открытою душой,

      Как бы с протянутой рукой».

      «Есть осьмушка бумаги…»

      Есть осьмушка бумаги,

      Огрызок карандаша.

      В этот миг они кстати!

      Мысль бесследно б ушла.

      Коль ты в долгой дороге

      От жары изнемог,

      В этот миг как он кстати,

      Припасенный глоток.

      Так землица – два метра,

      У нее же свое!

      Она примет в объятье.

      Нет желанней ее!

      «…Ноги мне верните!»

      Инвалидную