Приют Грез. Гэм. Станция на горизонте. Эрих Мария Ремарк

Подумайте только, как это замечательно: продолжать жить в детях и таким образом обрести бессмертие.

      Вспыхнув, Трикс перебила его:

      – Кто вы такой? И что вам от меня нужно?

      А Фриц продолжал как ни в чем не бывало:

      – Женщина, не ставшая матерью, упустила самое прекрасное, да, самое прекрасное, что было ей написано на роду. Какое разливанное море счастья для матери заключено в первых годах ее ребенка, от первого неразборчивого лепета до первого робкого шага. И во всем она узнает себя самое, видит себя молодой и воскресающей в своих детях. Женщина может натворить в своей жизни бог знает что. Но одно-единственное слово все перечеркивает: она была матерью. Вероятно, вы знаете это еще от вашей матушки.

      Трикс уставилась на него невидящими глазами. Потом резко вскочила и вышла из зала.

      Эрнст заговорщически улыбнулся. Вскоре вышел и он.

      Вернувшись, Эрнст не мог скрыть волнения:

      – Она стояла в гардеробе и сотрясалась от рыданий, – рассказал он. – Я мягко поговорил с ней и дал твой адрес. Она все время спрашивала: «Кто этот человек? Что это со мной?» Наверное, она вскоре к тебе заявится.

      – А я намеренно все это сказал, – заявил Фриц. – Я раскопал глубоко зарытое и заставил звучать забытые струны. Они еще долго будут звенеть в ее душе, образуя диссонанс с другими струнами, вибрации которых доныне заполняли жизнь. Вопрос только в том, какие окажутся сильнее.

      Эрнст кивнул:

      – Трикс – милая девушка. Кровь у нее была горячая, а характер легкомысленный. Об остальном легко догадаться. Она живет на чьем-то содержании. Сдается мне, Фриц, что число твоих подопечных увеличивается на единицу.

      – Чем больше, тем лучше.

      Они поговорили еще с полчаса и ушли.

      На улицы городка спустился весенний вечер. Позеленевшая от времени башня старинного собора возвышалась над людской суетой недвижным символом вечности. Под мостом глухо урчала река. О чем? О людях. В скверах цвела весна.

      Эрнст оборачивался и смотрел вслед каждой проходившей мимо девушке.

      – Они так держатся, будто на голове у каждой – по невидимой короне. Это делает с ними весна.

      – Тут одновременно и гордыня, и смирение. Они чувствуют, как в них пробуждается женственность. А это означает: отдавать и служить.

      – Знаешь, Фриц, женщины все же намного лучше нас.

      – Как это тебе вдруг пришло в голову?

      – Сам не знаю. Любовь – ясное тому доказательство. У мужчины она в большей степени вожделение, у женщины – жертвенность. У мужчины примешано много тщеславия, у женщины – потребности в защите. Я имею в виду женщину, не самку.

      Фриц улыбнулся:

      – В юности я утверждал, что мужчина вообще не способен любить. Но потом сам же это опроверг. Нужно подняться от чисто физической плотской любви к любви духовной. Многие называют любовью обычное томление чувств. А любовь – чувство в первую очередь душевно-духовное. Из-за этого ей вовсе не надо быть платонической, блеклой и бесплотной. Но физическое созвучие должно быть лишь усилением или выражением душевного единения.