Волчий Сват. Евгений Кулькин

преклонила голову, но ничего не ответила, и Клюха заметил, что она сидит за вязаньем и, видимо, как раз считает петли.

      – Ну и завернуло! – по инерции проговорил он, имея в виду воскаленный до трескучести мороз. А Накось-Выкусь продолжала молча леденить его решимость.

      И тут на выручку Клюхе пришла Мальвина.

      – Мы немного позанимаемся, – сказала она.

      И на это Сабина Эрастовна не ответила, хотя теперь, видел Клюха, что она ничего не считала, просто посверкивала спицами почти точно так же, как это делает велосипедное колесо.

      – Раздевайся, – предложила Мальвина, взяла из его рук шапку и положила ее на стоявший в углу самовар.

      Он содрал с себя пальто с такой неуклюжестью, словно оно пристыло к телу. Немного подумав, высмыкнул ноги и из чесанок. И только тут вспомнил, что один карпеток у него худой и пальцы, по словам – своей уже тетки, «гуляют, как пьяный и драный». Потому первое, что сделал Клюха, это вобрал внутрь карпеток пальцы и по-балериньи проследовал туда, куда указала ему Мутко.

      Усадив его с какими-то бумажками и брошюрками действительно в уголок, Мальвина спросила тетку:

      – Либакова не заходила?

      У Клюхи свилась в стружку душа. Ведь это же фамилия его учительницы Зои Прокоповны. Вот не хватало, чтобы она его тут увидела.

      – А может, я пойду? – неуверенно произнес он, еще не освободив рук от бездумного шелестения тем, что она ему дала.

      – Сиди уж! – выронила из себя Сабина Эрастовна и со злорадным усмехом добавила: – Только книжку кверху ногами не читай.

      Клюха опустил глаза. Устав действительно в его руках был вверх тормашками.

      Мальвина же тем временем, чуть приулыбив губы, лапала ладонями, видимо, очень горячую печь, отникая ими раньше, чем они могли взять тепло.

      – Комсомолец обязан… – взнуздал себя полушепотом Клюха. И Сабина Эрастовна, как грязной стопой на только что вымытый пол, заступила в лоно их дешевого вымысла:

      – Идите вон в горницу, – сказала, – там иконы нету. А тут Бога не гневите.

      И Клюха заметил, что в переднем углу у них находится вислое распятье Иисуса Христа.

      Он так же – по-балериньи – ринулся вослед за Мальвиной, когда Накось-Выкусь крикнула им вслед, видимо, обращаясь к племяннице:

      – Ты ему там носки зашей, а то так калекой и останется.

      Клюха никогда не думал, что стыд так может помидорить его лицо. А что оно покраснело, он увидел в зеркало, что, обрамленное деревянным вычуром, висело на противоположной стене.

      И сейчас Клюха почувствовал себя бильярдным шаром, который капризный виртуозник Перфишка, – а именно он играл лучше всех, – загнал в лузу, откуда назад скользкобезгиблых путей уже нету.

      – Ну давай, – просто подторопила Мальвина, – зашью.

      – Только не говори, – опять, видимо, на своей жесткой ух-мыли, произнесла Сабина Эрастовна, – что тебе носок лось изжевал.

      Нылость трехструйно ударила в душу. Во-первых, Накось-Выкусь, оказывается, знает, что он не хуторской, а кордонец; во-вторых, стало обидно за