Волчий Сват. Евгений Кулькин

Гараська. В руках он нес лосиные рога.

      А Клюха представил, как они подъехали к той полянке. Как мать, голос которой Бельмак знал, подманила его, и отец… – спазм в груди перехватил не только горло, но и саму мысль.

      И в это время дядька Гараська, видимо, не подозревая, что под плетнем сидит племянник, взгромоздил на кол голову Бельмака, и Клюха увидел те паучинки наростов на зрачках, которые порождали к нему такую душу вынимающую жалкость.

      – Я убегу от них! – в отчаянье прошептал Клюха, тем более что на вопрос Верятина: «А мальчишка-то так и не нашелся?», дядька Гараська почти без заички произнес:

      – Да куда он денется?!

      3

      Флавия Кирсановна, или как ее все звали баба Флаха, у которой Клюха квартировал во время учебы, встретила его с явной укорностью:

      – А ведь собирался неделю пробыть.

      – Так получилось, – буркнул Клюха.

      – Я же думала, что ты харчей привезешь, – вновь заговорила старуха. – А то картошка кончилась, сала на две пережарки осталось. Вот две тыквешки завалились, и – все.

      – Да не буду я у тебя ничего есть! – неожиданно грубанул Клюха. Тем более что замечал: вся родня отца прижимиста и скуповата. Хотел он было подумать, что вот, мол, материна сестра Фаина последнее отдаст, как вспомнил про ее проделки, и тут же увял мыслью.

      – Нету у меня родни! – ослезив глаза, прошептал он.

      В хутор он прибежал собственно затем, чтобы собраться с мыслями. О том, что больше невозможно ему жить в этом постылом доме, решено безоговорочно и бесповоротно. Надо только хорошо обдумать, куда можно податься хотя бы на первое время. Конечно, у той же матери есть еще брат, который живет в Донбассе. Не то в Горловке, не то в Макеевке. Правда, он приезжал всего один раз. Ни на охоту, ни на рыбалку его сманить так и не могли.

      – Я просто подышу, – говорил дядька и целыми днями бездельно бродил по окрестностям. Даже грибов не собирал.

      Дядьку звали Федей, Федором Степановичем. И не только отчество у него было разное с материнским, но и фамилия. Клавдия Якимовна в девичестве была Воеводской, а брат звался Гуманковым. Где-то Клюха то ли слыхал, то ли читал, что такие братья зовутся единоутробными.

      Федор Степаныч шахтерствовал. Какую он там именно работу исполнял, Клюха не прознал. Но явно не надземную, потому как по лицу его были разметаны синеватые крапинки, похожие на те, что остаются на теле при тушной наколке, которую по-научному зовут татуировкой. Да и прикашливал он все время, как мать говорила, «подземельным бухом». А один раз, когда его чуть ли не до блевоты бил кашель, увидел Колька ахарки, которыми тот исходил. Были они черные, с кровяными прожильями.

      Конечно, намереваясь бежать к дядьке Феде, Клюха явно не собирался стать шахтером. Прямо скажем, не его это дело. Не любит он ни темноты, ни душности. Бывало, с головой укроется одеялом, и тут же задыхаться начинает. Да и разности всякие гадкие в голову лезут. То будто змеюка к тебе под бок подползла, то словно обвал какой над головой навис. Он любитель простора: не важно какого – полевого или