Стихи. Лев Лосев

пристрастился к опиуму кстати.

      Китайский Рим. Патриции в шелку

      в поляке презирают московита.

      Посол лютует. Интригует свита.

      И надо быть все время начеку.

      О Матерь Божия, куда я занесен.

      Невольно появляются сомненья

      в реальности. «La vida es sueño.»

      «Жизнь это сон». Как дальше? «Это сон…»

      От диарреи бел, как молоко,

      средь желтых уток белая ворона,

      пан Анджей тщится вспомнить Кальдерона.

      Испанский забывается легко.

      Кантемир (Петербург)

      Не натопить холодного дворца.

      Имея харю назамен лица,

      дурак-лакей шагает, точно цапля,

      жемчужна на носу повисла капля.

      В покоях вонь: то кухня, то сортир.

      Ах, невозможно не писать сатир.

      Петров

      На пегоньком Пегасике верхом

      как сладко иамбическим стихом

      скакать, потом на землю соскочить,

      с поклоном свиток Государыне вручить.

      О, Государыня, кротка твоя улыбка,

      полнощные полмира озарив,

      волшебное, подобное как рыбка,

      зашито в твой атласный лиф.

      Но Государыня изволила из драть.

      Ну что ж, поэт, последний рубь истрать.

      Рви волосы на пыльном парике

      среди профессоров в дешевом кабаке.

      Одописание – опасная привычка,

      для русского певца нормальный ход.

      Живое и подобное как птичка

      за пазухой шинельных од.

      Батюшков

      (Der russische Walzer)

      Ты мне скажешь – на то и зима,

      в декабре только так и бывает.

      Но не так ли и сходят с ума,

      забывают, себя убивают?

      На стекле заполярный пейзаж,

      балерин серебристые пачки.

      Ах, не так ли и Батюшков наш

      погружался в безумие спячки?

      Бормотал, что мол что-то сгубил,

      признавался, что в чем-то виновен.

      А мороз между прочим дубил,

      промораживал стены из бревен.

      Замерзало дыханье в груди.

      Толстый столб из трубы возносился.

      Декоратор Гонзаго, гляди,

      разошелся, старик, развозился.

      С мутной каплей на красном носу

      лез на лесенки, снизу елозил,

      и такое устроил в лесу,

      что и публику всю поморозил.

      Кисеей занесенная ель.

      Итальянские резкости хвои.

      И кружатся, кружатся досель

      в русских хлопьях Психеи и Хлои.

      Пушкин

      Собираясь в дальнюю дорожку,

      жадно ел моченую морошку.

      Торопился. Времени в обрез.

      Лез по книгам. Рухнул. Не долез.

      Книги – слишком шаткие ступени.

      Что еще? За дверью слезы, пени.

      Полно плакать. Приведи детей.

      Подведи их под благословенье.

      Что еще? Одно стихотворенье.

      Пара незаконченных статей.

      Не отправленный в печатню нумер.

      Письмецо, что не успел прочесть.

      В общем, сделал правильно,