Неупиваемая чаша. Повести и рассказы. Иван Шмелев

на великую муку послано мне испытание! Знаю, не увижу покоя. И нет у меня жизни…

      Так пролежал до вечера в сладкой муке. А к вечеру пришли от двора двое – Лукавый и казачок Спирька Быстрый – и принесли деревянную кровать на кривых ножках, два стула, тюфяк из морской травы и пузатую этажерку. Сказал Спирька:

      – Так, Илья Терентьич, сама барыня приказала.

      А Лукавый Лука прибавил:

      – У него, говорит, не комната, а конура собачья! Плывет тебе счастье, Илья. Маслена коту настала. До мяконькова добрался. Поженишься – гляди, и подушку вылежишь с одеялом.

      Потрогали пальцами картинки, посмеялись над барином:

      – Псалтырем ты его зачитал, Илья, – образами накроешь.

      Не сказал им Илья ни одного слова. Остался стоять, закрыл руками лицо, повторяя мыслями:

      «Сама… барыня… приказала…»

      Смотрел в темноту ночи – и видел ее, светлую госпожу свою. Менялось ее лицо, и смотрела из темноты великомученица, прекрасная Анастасия. И она менялась, и светились несбыточные глаза – два солнца. В сладкой радости-муке упал Илья на колени, припал губами к старому полу, где она стояла, и целовал доски. Всю ночь метался Илья по своей каморке, выходил на крыльцо, слушал, как стрекочут кругом кузнечики в деревьях, как оставшиеся за морем цикады. Спрашивал темноту-тоску:

      – Что же?!

      Стало светать. Взглянул Илья на присланную кровать – не лег. Жутко было ложиться на посланное ею, будто совершишь святотатство. Лег на войлок и заснул крепко. Проснулся – только-только подымалось за прудами солнце. Пошел на плотину, прошел дальше, к Проточку. Пошел дальше, по монастырской дороге. Лесом шел – пел. Охватывала его радостно тишь лесная. Отозвалось в светлом утре, в чвоканье и посвисте красногузых дятлов и в гулком эхе разгульное. И запел Илья гулевую-лесовую песню:

      …Одну-ю и вьюжина не берет!

      Вьюжина да метелюга не метет!

      Радость неудержимая закрутила Илью. Бил он палкой по гулким соснам и пел. И по сторонам отозывалось гулко и далеко:

      Ай, вьюга-метелюга, заметай!..

      Кончился лес – и увидал Илья белый монастырь над Нырлей, с золочеными главами-репами. Стал Илья на бугре и смотрел жадным, берущим взглядом. На белый простен собора смотрел – на полдень. Свистнул и пошел в монастырь. Сказал казначею:

      – Хочу расписать вам стену на полдень – Георгия со Змеем. Хлопочите у барина, а я хоть завтра.

      Обрадовалась казначея: знала, как благолепно Илья расписал церковь в Ляпунове.

      А через месяц младой Георгий на белом коне победно разил поганого Змея в броне, с головой как бы человека. Дивно прекрасен был юный Георгий – не мужеского и не женского лика, а как ангел в образе человека, с бледным ликом и синими глазами-звездами. Так был прекрасен, что послушницы подолгу простаивали у той стены и стали видеть во сне… И пошло молвой по округе, что на монастырской стене – живой Георгий и даже движет глазами.

      XIII

      Опять не стало у Ильи работы.

      Словно что потерявший, ходил он по аллеям парка в своей итальянской шляпе. Смотрел на