Белладонна. Михаил Борисович Зуев

чистый стакан, поставив его на стол перед пустым стулом.

      Артур сделал шаг. Раздался странный звук, такой, какой бывает от модных офицерских сапог «со скрипом». Сделал, едва помогая себе палкой, второй – звук повторился. На Артуре не было сапог – только видавшие виды кроссовки; они уж точно звучать не могли. Перехватил мой недоуменный взгляд:

      – В ногах правды нет. Потому я вправду – здесь, а нога там осталась…

      – Он автомеханик от бога, – шептал мне на ухо Толик, – любую машину с закрытыми глазами разберёт-соберёт.

      – А чего у тебя с ним?

      – Сестру на фортепиано учу, но сейчас не учу, сейчас каникулы. А так я у него денег занимал, так вот, отдал.

      – А с ногой что?

      – Оторвало.

      – Где?

      – В Афганистане.

      Почему-то стали пить быстро, особо без разговоров, зачастили.

      – Это всё? – спросил Артур, глядя, как Юрка миллиметражно разливает по стаканам остатки портвейна.

      – Ага, – сказал я.

      – Нет, не всё, – твёрдо отчеканил Артур. – Пошли.

      Не дожидаясь нас, встал, открыл дверь, тяжёлой поступью заскрипел по коридору к лестнице. Мы двинулись следом. На улице толком ещё не стемнело, было около полуночи, может, половина первого. Артур направился к небрежно брошенному чуть ли не посреди улицы ижевскому четыреста двенадцатому «москвичу», слегка покачнувшись, вонзил ключ в водительскую дверь. Грузно упал на сидение, открыл все замки:

      – Садитесь! Толян, ты самый мелкий – тебе или сзади посерёдке, или в багажник.

      – А как зажопят? – шепнул я усевшемуся чуть ли не у меня на коленях Толику.

      – Так его дядька – начальник милиции. Менты этот «москвичок» десятой дорогой объезжают.

      Артур завёл двигатель, тот совсем не по-москвичёвски, как-то утробно, с бульканьем, зарычал.

      – Прямоток, – изрек он неведомое мне слово, – сам варил.

      Машина, взвизгнув покрышками по асфальту, тронулась и, резво набирая скорость, понеслась по пустым тёмным улицам, виляя жопой, жгя резину и не обращая никакого внимания на редкие красные огни светофоров. Скоро выехали за город, помчались по прямому шоссе. В тусклом свете фар налетали какие-то белёсые тени, бились и размазывались о лобовое, отлетали по сторонам.

      – Вот же сар-р-ранча, – раскатисто рыкнул Артур, – ты их давишь-давишь, а они всё лезут и лезут, – и добавил, – совсем как люди.

      В тёмной стрёмной деревне Артур остановил у одного из крайних дворов – «Толька, пошли!» Глухо и злобно заворчала собака. Зажглось окно. Артур поздоровался. Приотворилась входная дверь, Толя споро подхватил обеими руками опалесцирующую в свете невыключенных фар солидную бутыль.

      – Первач… – выдохнул Юрастый. Нам пиздец, обречённо подумал я.

      – Похоже, других вариантов здесь нет… – стоически вздохнул Лёшка.

      – Посошок, – мрачно сказал Артур, устраиваясь за рулём, укладывая клюку между дверью и сиденьем, – посошок на дорожку. Господа офицеры, посуды нет. Будем, как учили в Красной армии – из горла́.

      Что ж, ты, умник, молчишь, задал я немой вопрос – давненько тебя не слышали.