Корни небес. Туллио Аволедо

из газет. Боясь, что возвращение электричества изжарит нас на рельсах.

      Мы прошли очень большой участок туннеля, прежде чем увидели линию света вдалеке. Это была та станция.

      Мы ожидали, что встретим спасательную команду, а вместо этого увидели на станции десятки перепуганных людей. Некоторые односложно говорили, другие потеряли дар речи, а третьи, наоборот, тараторили бессмысленные предложения, произносили длиннейшие непонятные речи, как сумасшедшие. И в глазах их тоже было сумасшествие…

      Один из них дернул меня за руку. У него на голове была ужасная рана. Полностью покрытый белой пылью, он был похож привидение. Он потащил меня за куртку к выходу, чтобы показать мне что-то. Дойдя, он направил палец на восток.

      В римском небе стояла необъятная белая туча в форме гигантского гриба. И тогда мы поняли, что произошло…

      Прежде чем продолжать, женщина долго колеблется. Ее голос сух, как пыль.

      – Первые дни были самыми худшими. На землю опустилась ужасная тьма, как будто небо накрыло мешком. Пошел снег. Грязный, темный. Мужчины и женщины бродили по улицам, как призраки. Некоторые из них были опасны. Неподалеку оказалась стройка. Мы взяли оттуда тележки и рабочие инструменты. Работая посменно, мужчины начали укреплять станцию. Для обороны у нас также было два пистолета. И нам приходилось их использовать, да.

      Мужчинам удалось укрепить это место. Тем временем мы, женщины, обшаривали близлежащие магазины в поисках еды, батареек и бутилированной воды. Когда мы собрали значительные запасы, то замуровали входную дверь и закрылись на нижних этажах станции.

      Здесь прохладно.

      Почти холодно.

      У меня идет пар изо рта.

      – Так мы прожили два месяца.

      Нас было тридцать девять – двадцать два взрослых и дети, ехавшие на экскурсию.

      К сошедшему с рельс поезду была отправлена команда, чтобы забрать оставленных там раненых. Вернувшись, они сказали, что все раненые умерли. И никто не подверг сомнению это утверждение.

      Мы забыли о них, и точка.

      А к началу третьего месяца у нас закончилась провизия.

      Я начинаю бояться продолжения ее рассказа.

      – Некоторых вещей нам удалось избежать.

      Но они точно происходили. Повсеместно.

      Часто.

      Знаете, как сказано у того поэта, святой отец? У Данте, в «Божественной комедии»…

      «Но злей, чем горе, голод был недугом»[40]…

      Голод причиняет больше страданий, чем горе…

      Дверца шкафа закрывается.

      Лицо женщины оказывается передо мной.

      Ее голова опущена.

      Слезы текут по ее щекам.

      – Среди нас была семья цыган: отец, мать и трое детей. Они собирали милостыню, ходя по вагонам. Ох, как хорошо я их помню… А если и не их, то кого-то, очень на них похожего… В римском метро было столько цыган и нищих…

      Они заходили в вагон, и отец – или тот, кто изображал отца, – играл на скрипке или на гармошке, или не играл,

40

Ад. Песнь 33. Строка 75.