Страж водопоя. Эдуард Веркин

Хорошо так ругались, душевно, громко, пусть.

      Я выбрал поваленное дерево и присел. Хотелось подумать, хотелось прислушаться, наверное, уже пора прислушаться. Но мыслей не было.

      У меня в последнее время с мыслями тяжело, наверное, от дорог. Мы слишком много ездили, не знаю, сколько тысяч километров, от тряски и мельтешения за окном я перестал думать. Стал замечать, что никаких сложных движений у меня в мозге не происходило, я стал воспринимать действительность примитивно, в простоте. Голод – еда, жажда – вода, усталость – сон, тупые реакции.

      Возможно, это и не случайно, возможно, отец этого и добивался – чтобы мы со Светкой поменьше думали, время ведь такое – думать надо меньше…

      Что-то там наверху случилось, небеса сдвинулись, и вдруг через серую унылую вату проявилось солнце. И стало как-то веселее, потому что солнце сразу проникло всюду, под каждую ветку, под каждый лист и под каждую иголку, воздух вспыхнул радугами и водным туманом, и да, я запнулся.

      Думаю, что за корень.

      Или упавшую ветку.

      Или в нору попал, лес, ничего не поделаешь, это же лес, тут везде корни, норы и ветки, люди запинаются за них и падают. Я тоже завалился как дурак, неловко ещё в придачу, едва мизинец не вывихнул на левой руке.

      Вот так, упал, зашипел от боли, рукой затряс и увидел. Возле сосны, той, что справа. На высоте примерно полутора метров от мха перекатывалось в воздухе прозрачное облачко пара размером, наверное, с апельсин. Солнечный луч попал в него, и на секунду оно засияло ярко-розовым и тут же исчезло, точно и не было его вовсе. Да уж, удивительные штуки выкидывает солнце в летнем лесу. Солнце, водный пар, дыхание деревьев. Или устал это я, или от боли в мизинце…

      Мизинец распух посередине и косил в сторону, я ухватил его покрепче и дёрнул. Палец с хрустом встал на место, я скрипнул зубами. Солнце пропало.

      – Светлана, прекрати!

      Моя сестра и мой отец продолжали ругаться.

      – Я тебя прошу, прекрати! Светлана!

      Отец уже завопил. У моего отца есть несколько степеней бешенства: в первой он хрустит пальцами, во второй кричит и бьёт кулаком по столу, в третьей орёт и белеет от злости, в финальной и четвёртой – вопит и брызжет слюной. Вот сейчас он как раз вопил и брызгал.

      Я продрался через кусты на шум и увидел.

      Отец и Светлана стояли друг напротив друга.

      – Светлана, – отец выдохнул и попытался взять себя в руки. – Светлана, прекрати этот психоз. Сейчас не время и не место для нервов…

      – Да отвали ты! – ответила Светка. – Отвали!

      Я услышал в голосе Светки истерику. Пора, значит. Отец вопит – тоже пора, значит. Пора показаться.

      – Доченька…

      – Ненавижу тебя! – завизжала Светка. – Ненавижу! Это ты виноват! Ты!

      – Светлана! – уже примирительно сказал отец. – Не надо так…

      – Ты виноват! – свирепо повторила Светка. – Ты виноват в том, что случилось с мамой!

      Отец хлопнул Светку по щеке. Ладонью. Не сильно получилось, но звонко, как в бубен.

      Бдамц.

      Голова Светки качнулась. Разумеется, отец не вкладывал в шлепок