Я не могу без тебя жить (стихотворения, поэмы). Николай Николаевич Асеев

коптиться,

      яблокам блекнуть в твоем саду.

      Разве не чуешь? Я же – жар-птица —

      в клетку стальную не попаду!

      Город закурен, грязен и горек,

      шелест безлиствен в лавках менял.

      Миленький, выбеги на пригорок,

      лестниц не круче! Лови меня!»

      Блеском стрельнула белее мела

      белого моря в небе волна?..

      Город и говор – все онемело,

      всё обольнула пламенней льна.

      Я изловчился: ремень на привод,

      пар из сирены… Сказка проста:

      в громе и в граде прянула криво,

      в пальцах шипит – перо от хвоста!

      1922

      Об обыкновенных

      1

      Жестяной перезвон журавлей,

      сизый свист уносящихся уток —

      в раскаленный металл перелей

      в словолитне расплавленных суток.

      Ты гляди: каждый звук, каждый штрих

      четок так – словно, брови наморщив,

      ночи звездный рассыпанный шрифт

      набирает угрюмый наборщик.

      Он забыл, что на плечи легло,

      он – как надвое хочет сломаться:

      он согнулся, ослеп и оглох

      над петитом своих прокламаций.

      И хоть ночь и на отдых пора б, —

      ему – день. Ему кажется рано.

      Он качается, точно араб

      за широкой страницей Корана.

      Как мулла, он упрям и уныл,

      как араба – висков его проседь,

      отливая мерцаньем луны,

      не умеет прошедшего сбросить.

      У араба – беру табуны,

      у наборщика – лаву металла…

      Ночь! Меня до твоей глубины

      никогда еще так не взметало!

      2

      Розовея озерами зорь,

      замирая в размерных рассказах,

      сколько дней на сквозную лазорь

      вынимало сердца из-за пазух!

      Но – уставши звенеть и синеть,

      чуть вращалось тугое кормило…

      И – беглянкой блеснув в вышине —

      в небе вновь трепетало полмира.

      В небе – нет надоедливых пуль,

      там, не веря ни в клетку, ни в ловлю,

      ветку звезд нагибает бюль-бюль

      на стеклянно звенящую кровлю.

      Слушай тишь: не свежа ль, не сыра ль?..

      Только видеть и знать захотим мы —

      и засветится синий сераль

      под зрачками поющей Фатимы.

      И – увидев, как вьется фата

      на ликующих лицах бегоний, —

      сотни горло раздувших ватаг

      ударяют за нею в погоню.

      Соловей! Россиньоль! Нахтигалль!

      Выше, выше! О, выше! О, выше!

      Улетай, догоняй, настигай

      ту, которой душа твоя дышит!

      Им – навек заблудиться впотьмах,

      только к нам, только к нам это ближе,

      к нам ладонями тянет Фатьма

      и счастливыми росами брызжет.

      1922

      Птичья песня

      Борису Пастернаку

      Какую тебе мне лесть сплесть

      кривее, чем клюв у клеста?

      И как похвалить тебя, если

      дождем ты