Восход стоит мессы. Татьяна Скворцова

пожертвует своими планами ради новой усобицы¹⁴.

      Вот только сможет ли он удержать в узде своих ретивых не в меру сторонников? Всю жизнь Екатерина Медичи считала Колиньи злейшим своим врагом, но теперь отчаянно просила Господа и Святую Деву ниспослать ему сил. И все же в глубине души она не верила ни в Колиньи, ни в помощь Всевышнего. И уж конечно, не верила словам Генриха Наваррского. Она знала, что в кипящем котле страстей миролюбие гибнет первым, а спасется лишь тот, кто сам не боится крови.

      Ночь с 22 по 23 августа 1572

      «Бом! Бом!.. Бом!» – часы на городской ратуше отсчитали двенадцать ударов.

      Генрих Наваррский и принц Конде в окружении десятка своих дворян возвращались в Лувр из отеля де Бетизи. Сначала они не разговаривали, дуясь друг на друга, но гнетущая тишина города и тяжелая неясная тревога вновь сблизили их, заставив забыть об обидах.

      – Куда подевались лодки? – задумчиво спросил Конде, когда ехали по мосту через Сену. Генрих не знал, но он был рад слышать голос кузена.

      – Я должен тебе кое-что сказать, – произнес Конде, как будто решившись на что-то.

      – Ну?

      – Не «ну», а слушай внимательно, – Конде был мрачен и задумчив, Генрих никогда не видел его таким, – в кабинете господина адмирала есть тайник, где он прячет какие-то очень важные бумаги… Не спрашивай меня, откуда я знаю, все равно не скажу. Находится он в стене слева от входа. Пять шагов от двери, третий камень снизу. Нужно нажать на нижний левый угол, и камень повернется. Так вот, если с адмиралом что-то случится … и со мной… эти бумаги нужно забрать.

      – Что случится? – у Генриха перехватило дыхание.

      – Откуда мне знать, – пожал плечами Конде, – всегда может что-то случиться.

      – И что мне нужно сделать с этими бумагами?

      – Понятия не имею, – раздраженно ответил принц. – Я ведь не знаю, что в них написано, сам решишь, когда прочтешь, – он снова помолчал. – Черт, и все-таки куда подевались все лодки?

      «В самом деле, куда?» – подумал Генрих. Он обратил внимание, что они как-то незаметно для себя прибавили ходу, всем хотелось побыстрее оказаться за стенами Лувра. Телиньи, Кавань и Ларошфуко провожали их до ворот дворца.

      Молодые принцы не знали, что, как только они расстались со своими верными генералами, те развернули лошадей, чтобы вновь вернуться в отель де Бетизи.

      А еще два часа спустя Филипп дю Плесси-Морней, доверенный помощник адмирала, выехал за ворота его особняка. За подкладкой его колета лежало тайное письмо господина де Колиньи к Вильгельму Оранскому.

      ***

      Тем временем герцог Анжуйский блуждал по своим покоям, словно загнанный зверь.

      – Да-а, мой принц, – протянул шевалье д’Англере. – Я не пылаю любовью к адмиралу Колиньи, но стрелять в него из вашей аркебузы, когда Париж набит гугенотами, словно бочка огурцами, – верный способ расправиться с вами, а не с ним. Моя бы воля – пристрелил бы самого Гиза, ей-богу.

      Герцог Анжуйский слушал своего

14

О войне во Фландрии см. Исторические заметки к Части первой п.7.