И пришёл великан. Часть 2. Мария Костылева

ты стоишь, как дура? Разрезай одежду, вынимай пулю! Что, я тебя, что ли, должен учить?!

      Ронху и правда словно парализовало.

      «Пулю, – повторила она про себя. – Какую пулю?».

      С разрезанием одежды тэб Марекш, впрочем, уже справлялся сам. Невзирая на стоны, он стащил с раненого куртку, достал из кармана штанов складной ножик и принялся терзать потемневшую от крови ткань кафтана своего гостя. Марекша было слишком много для этой маленькой комнаты, и казалось, что неловким движением он может снести здесь стены. Однако сейчас он не был способен к неловким движениям в принципе: он действовал быстро и правильно, словно хорошо слаженный механизм.

      Ронха продолжала стоять с кадушкой.

      «Может быть, тэб Марекш как-нибудь сам справится?» – тупо подумала она.

      Однако надеяться на такой исход ей суждено было очень недолго.

      – Ну? Ты будешь помогать, или нет?!

      – Я… я никогда этим не занималась. – Ронха прочистила горло. – Я лучше сбегаю за врачом…

      – Я тебе сбегаю! – невесть с чего разъярился тэб Марекш. – Давай, лечи его, и если он помрёт, ты пойдёшь следом за ним, поняла?! А врача звать не смей, слышишь?!

      Ронха слышала. Сложно не услышать, когда так кричат.

      Бросить бы кадушку на пол. Развернуться бы с гордо выпрямленной спиной, выйти, хлопнуть дверью. Пусть разбирается сам со своими странными приятелями, к которым нельзя вызывать врачей.

      Так бы Ронха и сделала – её бы не напугала перспектива спать под открытым небом. Но человеку, корчившемуся на кушетке, требовалась помощь целительницы, и Ронха знала, что если не окажет эту помощь, то нарушит какой-то очень важный закон, ещё более сильный, чем закон послушания фелиям. Потому что именно в помощи людям, как она стала со временем понимать, и состояло её предназначение. Именно этого и хотели от неё Богини, а ослушаться их у неё не было никаких сил… Ослушалась уже однажды, когда бросила Тальвина… Но об этом, конечно, она сейчас не будет думать.

      И ещё наверху лежала больная Нарай, которая, если бы её выкинули из этого дома, не смогла бы выздороветь, ночуя на холодной земле. А Нарай непременно бы выкинули, если бы Ронха сейчас бросила на пол кадушку и ушла.

      И потому Ронха осталась. Осталась, и принялась лихорадочно вспоминать учебник анатомии, и всё то немногое, что когда-либо слышала и читала об огнестрельных ранениях. Мильс, перед которым чудесным образом раскрывались двери всех библиотек, сумел раздобыть для неё превосходные книги, написанные великими мастерами своего дела; но мастера эти, к сожалению, жили задолго до того, как человечество изобрело порох. Тогда, правда, были стрелы; но стрелы ведь – это совсем другое! У стрелы есть древко, за которое можно схватиться и потянуть на себя, а пуля маленькая и всаживается глубоко-глубоко… Придётся брать нож, варить обезболивающее зелье… и всё равно, крику, наверное, будет… Проснётся Нарай… Ох, и почему же нельзя