Он тебя недостоин. Таня Винк

Невыносимо тяжело. Знаешь, я ведь больше никогда не был на том пляже… И на могилы родителей не могу ездить. Они живут в моем сердце, а это самое главное.

      Мама тоже жила в ее сердце, и иногда во сне Наташа слышала ее голос – тихий, нежный, неповторимый голос женщины, подарившей жизнь ее душе. Иногда приходили сны, в которых над ней склонялась золотоволосая женщина, и она трогала ее длинные, прохладные на ощупь локоны и счастливо смеялась. А вот ее лица она не видела. Или видела, но потом не могла вспомнить. Она просыпалась с бешено колотящимся сердцем и, стиснув руки, пыталась прокрутить сон во всех подробностях и запомнить. Запомнить все – плечи незнакомки, грудь, шею, голос, каждый его оттенок, каждую вибрацию. Потом она долго хранила этот образ в памяти, пыталась перенести его на бумагу и однажды сунула неумелый детский рисунок отцу:

      – Она похожа на маму?

      Его подбородок стал жестким, будто вырезанным из камня, между бровей пролегли две глубокие складки.

      – По-моему, это ты… – хрипло ответил папа и шумно глотнул.

      – Я? – Наташа посмотрела на рисунок. – А я похожа на маму?

      – Да…

      Дальше она не спрашивала, боясь усилить боль, струившуюся из потемневшего взгляда, читавшуюся в опущенных плечах отца и всей его фигуре в глубоком кожаном кресле. Казалось, даже его седые волосы, блестящие и густые, в один миг потускнели.

      – Папочка, – она подалась вперед и коснулась его руки, – я не хотела.

      – Все нормально. – Он с трудом улыбнулся. – Когда-то ты должна была об этом спросить.

      Отец стремительно поднялся из кресла и вышел из комнаты.

      Много раз Наташа приставала к Денису – вдруг он вспомнит какую-то забытую подробность, но он повторял уже сказанное: «У нее были длинные светлые волосы, как у тебя, и большие глаза». Это он точно помнит, а вот цвет глаз… Нет, не помнит. И еще он помнит, что она была такая же худенькая, как Наташа, и ростом ниже папы. Первую встречу с ней он помнит отчетливо, будто это было вчера… Зима. Много-много снега и яркого солнца, даже в окно смотреть больно. Старый дом, все белое – стены, низкий потолок и печь, казавшаяся пузатой, как в мультике про «Золотую рыбку», короткие ажурные гардины на маленьких окнах, он таких окон больше никогда не видел, узкие подоконники – даже локти не поставишь. А за окном, чуть не посреди двора, чудо – толстое-претолстое дерево, корявыми ветвями упирающееся в небо. Денису казалось, что это дерево он уже видел на картинке в книге. На той картинке снега на дереве не было, а были огромные листья, русалка на ветке и кот внизу, цепью к дереву прикованный. Хозяин этого белого домика, розовощекий старик с такой же белой, округло постриженной бородой и реденьким пушком седых волос, колышущихся при каждом, даже едва заметном движении, сидит на краю старого вытертого дивана, улыбается и смотрит на Дениса. Пальцами, похожими на лапки паучка, обхватил острые колени, выпирающие из-под толстой ткани штанов, заправленных в высокие вязаные носки, и Денису кажется, что ног у него нет,